«Мамочка, мне сейчас ничего не надо!» Я проснулась и поняла, что Димы больше нет

«В конце 30-х годов мы, семейство Жуковых – отец Константин Петрович, мать Александра Васильевна и пятеро детей переехали из ближайшего Кочкаря в город Пласт. Поселились на улице Фрунзе, в простонародье - район Кашилёвка. На этой же улице жили так называемые по национальности «сильтомаки». Люди тогда жили

бедненько, но дружно, делились всем, чем могли, помогая друг другу. У мамы на всю улицу имелась швейная машинка «Зингер». И к ней постоянно приходили соседи сшить что-нибудь и не было случая, чтобы мама отказала. Её на улице полюбовно звали «наша тётя Шура». Моему старшему брату Дмитрию в 1941 году исполнилось 17 лет и он только окончил учёбу в рабфаке. Мама потом вспоминала: «Воскресенье было, сидим за столом всей семьёй: отец, я - беременная, дети и вдруг это объявление по радио – вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз». Дима возбужденно вскочил из-за стола со словами: «Как они, гады, посмели напасть на нас, на нашу любимую Родину! Мы их разобьём и выкинем с нашей земли!» Отец ему в ответ: «Экий вояка, тебе ещё только 17 лет».

Дима стал быстро собираться.

Мама кинулась к нему в слезах:

— Куда?

— К ребятам!

Потом она подумала, что бесполезно задерживать своего любимого первенца, уж если что задумал, то обязательно выполнит, добьётся.

Вечером  он уже рассказывал, что в горкоме комсомола создали комитет комсомольцев и молодёжи Кочкарского района с призывом о добровольном вступлении в ряды РККА – Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И видимо скоро такое письмо появилось в районной газете «Кочкарский рабочий» в № 220 (226) за 1941 год. Это открытое письмо подписали комсомольцы: П. Арзамасцев, И. Васильев, М Шагияхметов, Н. Огарков, А. Попов, И. Гитиатулин, И. Олешко, так же стояла и подпись Д. Жукова.

3 октября 1941 года 17 комсомольцев Пласта и района были отправлены в Свердловск на учёбу в полковую школу. Старше восемнадцати лет среди них никого не было.

Уже после войны, бывший заместитель политрука курсантской роты В. Дересков рассказывал, что вся эта группа была очень хорошо подготовлена к военной службе: у каждого были значки ГТО, ГСО, Ворошиловский стрелок. И после пяти месяцев срочной подготовки был создан лыжно-десантный батальон для ведения разведки по тылам противника, писал оставшийся в живых Николай Васильевич Огарков.

О скорой отправке батальона сообщили в Пласт. Мама очень переживала за сына и отцу удалось отпроситься с работы на проводы в Свердловск. Впоследствии отец на все мои детские вопросы о гибели старшего брата на войне отвечал: «Придет время, расскажу».

И однажды рассказал: «Приехал я в Свердловск на вокзал, стою возле состава и вижу, что солдаты начали подходить. Вдруг, слышу голос сына: «Папка!» Он ко мне подбежал, а за ним другие ребята с Пласта. Собрались они около меня, окружили. И до сих пор вижу их обрадованные лица в слезах. Кое-как начал успокаивать их, а у самого ком в горле: невозможно смотреть было в их полуголодные с тоской глаза. Затем уже начал ругать: «Что нюни распустили? Ещё войну–то не видели. Как не стыдно, вы же дети казаков. И отцы ваши, и деды – все воевали». Смотрю – потихоньку успокаиваться начали. Гостинцы, что сумел собрать, им передал. Прямо тут же они перекусывать стали.

Я их спрашиваю:

— Куда хоть вас отправляют?

— Не знаем, не говорят.

Вскорости прозвучала команда: «По вагонам!» Вижу – опять у них слёзы на глазах. Вот так я и проводил, а сам всю дорогу домой не мог места себе найти».

Первое письмо Дима прислал с дороги. Писал, что недалеко от Ярославля эшелон разбомбили немцы. Но пластовчане уцелели – удалось найти укрытие. Два дня батальон переформировывали, присвоили номер: 245-ый особый лыжный батальон, затем по железной дороге повезли в сторону Новгорода.

Из других писем Димы: «До города не довезли. Сгрузились на какой-то станции. Ночь. Пишу мамочка, письмо на пенёчке – … огонёчки. К месту назначения шли по ночам, днём прятались. Не раз видели, как сбивали наши самолёты, которые едва успевали сбросить нам еду. В основном, мы её и не видели. Шли голодные, друг друга поддерживали. Мамочка, я бы сейчас с удовольствием съел любой завалявшийся в доме сухарь».

Это был конец февраля 1942 года. Лыжный батальон находился в районе городов Старая Русса и Холм Новгородской области. На фронте было затишье. Начиная с 3 марта 1943 года активизировалась немецкая авиация — об этом рассказывал впоследствии отцу уцелевший боец батальона Николай Огарков.

А от Димы долго не было писем, мама очень переживала, плакала. Отец рассказывал, что как-то ночью он проснулся и увидел, что мать громко рыдает, трясет её всю, причитает: «Отец! Дима мой родненький, мой первенец, погиб!» Начал он её уговаривать, да где там, бесполезно. Долго-долго плакала она, потом кое-как успокоилась, сильно в лице изменилась и сон рассказала: «Вижу, стоит Дима на высокой горе, руки поднял и говорит: «Мамочка, мне сейчас ничего не надо!» Я сразу проснулась и поняла, что Димы больше нет, погиб». Это произошло 5 марта 1942 года. А в апреле получили похоронку, где было написано, что Дмитрий Константинович Жуков геройски погиб, защищая Родину 5 марта 1942 года в районе г. Холм Новгородской области.

Николай Огарков — один из выживших, был тогда тяжело ранен и отправлен в госпиталь, получил инвалидность и был демобилизован. Впоследствии рассказывал моему отцу, что

случилось всё на реке Ловать у города Холм. Дима пытался подбадривать идущих, обессиливших от голода товарищей. Останавливаться было нельзя. Если остановишься, то упадешь от слабости и не поднимешься.

В ночь с 4 на 5 марта батальон сосредоточился в какой-то лощине. «Я (Н.В. Огарков) и ещё двое ребят решили сползать к деревне, хоть картошки раздобыть. Поползли, но ещё не добравшись до деревни, услышали рёв двигателей немецких самолётов, которые начали пикировать и сбрасывать бомбы в лощину. Засекли фрицы всё-таки расположение батальона. В голове был один звон от воя моторов и грохота взрывов. Каждую секунду казалось, что вот эта бомба (их было видно, когда  сбрасывали с самолета) упадет прямо в тебя». В лощине погиб 245-й особый лыжный батальон, так и не дойдя до немцев. Страшная ночь, но страшнее другое — не было в батальоне командиров, не слышно было их команд, не видно их самих. Только о том, что солдаты в ту страшную ночь остались без командиров, Н.В. Огарков просил моего отца никому не рассказывать до поры до времени. В ту же ночь был ранен и пластовский доброволец И.П. Васильев.

Мама долго не хотела верить в гибель своего первенца, моего старшего брата Димы. Надеялась, а вдруг ошибка, может, он жив или в плену. После войны Пластовский горком комсомола пытался выяснить обстоятельства гибели 245-го особого лыжного батальона 75-ой бригады 3-ей ударной армии Северо-Западного фронта, но тщетно. Подавали запросы в областной военкомат г. Новгорода, но получили ответ, что такой батальон не значится.

Мне хочется привести слова третьего добровольца и бывшего бойца, оставшегося в живых, Петра Яковлевича Арзамасцева: «Нас было 17 однополчан из г. Пласта, осталось трое: Огарков, Васильев и Арзамасцев, остальные погибли. Помните их, не забывайте!»

А моя мама, Жукова Александра Васильевна, ушла из жизни 5 марта1995 года, в день гибели сына».

Владимир Константинович ЖУКОВ,

г. Пласт



подпишитесь на нас в Дзен