Каждый день Василиса подходила к портрету мужа и рассказывала ему всё без утайки

Афанасьевна из четвертого дома постоянно насмехалась, как она по три раза выносит воду, моет тряпки, да оттирает стены своего участка от следов ботинок. Но не могла она делать свою работу тяп-ляп, не приучена! Женщина тяжело вздохнула и начала медленно спускаться с ведром наперевес.

Когда 7 лет назад умер муж, она почти сразу приняла решение наняться куда-нибудь. Перспектива жить на одну пенсию не радовала, а сдавать одну из комнат в своей «трёшке» совсем не хотелось.

Соседки протрындели ей все уши, что квартирант был бы хорошим выходом, и спину не надо гнуть. Но как им объяснить, что в этой комнате умирал Вася, что она не может допустить туда чужих с улицы? А две другие хрущёвские «хоромы» были смежными – вообще не вариант для сдачи.

Денег на похороны подсобрали друзья да знакомые. Опять же, с его бывшей работы пособили. Но потом, кому стала нужна? Детей бог не дал. Племянница с внуками уже давно жила в Краснодарском крае. Сестра умерла еще в молодости, а с её мужем они перестали общаться почти сразу. В общем, помощи ждать неоткуда. Вот и пришлось горбатиться, мыть лестницы в двух домах, чтобы сводить концы с концами.

Вася «сгорел» быстро, только поставили страшный диагноз, а через три месяца он уже и представился. Она даже не успела привыкнуть к мысли об одиночестве, как это бывает в семьях, где есть тяжело больной. Вот было их двое, и вот она уже завешивает зеркало черной тряпкой. Женщина снова вздохнула и присела на лавку у подъезда.

В свои 68 Василиса выглядела очень неплохо. Прямая спина, узкая талия и стройные ноги придавали всему облику какую-то моложавость, подтянутость. Резкие черты лица и упрямая линия губ еще в молодости отваживали от нее лишних ухажеров, но привлекали серьезно настроенных мужчин. Уже седые, но все еще густые длинные волосы собраны в высокую строгую прическу – не поломойка, а министерский работник – подшучивали над ней соседки.

Всегда аккуратная, отглаженная одежда, чуть тронутые помадой губы и неизменная улыбка – если бы не тряпка и швабра, ни в жизнь не скажешь о роде её заработка. Василиса достала скомканную пачку Винстона и, опасливо озираясь, закурила. К этой дряни она пристрастилась еще во время болезни супруга. Тогда вроде как легче переживалось, а теперь уже и не отстанет дурная привычка…

Семь часов утра, сейчас сонные жильцы начнут потихоньку топтать свежевымытую лестницу. Солнце всё уверенней обтекает угол дома, любопытно запутавшись в седых волосах, отражается от искусственного блеска старой заколки и успокаивается теплыми пятнами на усталых руках. Василиса Ильинична запрокинула голову к небу и улыбнулась. Больше всего она любила рассветные часы, но, как в насмешку над ней, самый дорогой человек ушел именно утром. Она закрыла глаза, но продолжала улыбаться. Вася… В молодости друзья прозвали их – два Василия. Василису уважали за стойкий несгибаемый нрав, даже в школе её называли не иначе как Васькой. А муж был, напротив, очень мягким человеком. Добрый, безотказный, готовый прийти на помощь по первому зову… Она вспоминала. Она улыбалась.

– Извините, мадам, вы не подскажете, это 18-й дом? – голос вывел её из потока воспоминаний и вернул на землю.

Она удивленно уставилась на мужчину перед собой. Его смеющиеся глаза наверняка были когда-то небесно-голубыми, а с возрастом приобрели бесцветно-водянистую пустоту. Седые волосы, не видевшие стрижки чуть дольше положенного, не могли прикрыть легкую лопоухость, которая придавала всему облику незнакомца какую-то ребячливость. Единственное, что сразу бросалось в глаза, – выправка, выдающая в нем бывшего военного или спортсмена.

– Нет, молодой человек, это 21 дом, а 18-й вон тот, – она протянула руку вдоль просыпающейся улицы в сторону новой двенадцатиэтажки.

– Давненько меня так не называли, – мужчина улыбнулся и подмигнул Василисе, – а вы, я смотрю, замечтались с утра пораньше.

– Вспомнила, как это хорошо, когда ноги здоровые, морщины только в уголках глаз, да и то от смеха.

– Жизнь меняет нас, вы правы. Но вам-то нет причин печалиться. Мне кажется, вашу красоту ничего не испортит.

– Даже ведро и швабра? – женщина, усмехаясь, кивнула на свой рабочий инвентарь.

Мужчина улыбнулся и достал из кармана сигаретную пачку. Он взглядом испросил согласия, получил кивок и щелкнул зажигалкой.

– Вы здесь работаете или живете?

– И то, и другое. Живу в соседнем доме, а на какой предмет интересуетесь?

– Сегодня редко встретишь человека, тем более нашего возраста, который улыбается солнцу.

– Я улыбалась воспоминаниям. В последнее время только они дают повод для улыбок.

– Все настолько плохо?

– Лучше сказать иначе – там было настолько хорошо.

– Жить памятью – просто, но контрпродуктивно, – мужчина усмехнулся. – Когда умерла моя Соня, думал, уйду вместе с ней. Мы прожили вместе 42 года, и я не представлял без нее ни дня.

– Болела?

– Нет, просто не проснулась и все. Говорят, тромб оторвался.

– Сколько вы уже один?

– Пять лет, – случайный собеседник щелчком отправил окурок в урну у подъезда, на секунду задумавшись, улыбнулся: – А вы? Вы ведь тоже одна?

– Семь лет.

– И вы всё это время живете в прошлом?

– А вы предлагаете бегать по мужикам? – женщина вдруг рассмеялась.

Через пять минут они уже смеялись оба, вспоминая молодость, отшучиваясь друг от друга анекдотами и бородатыми остротами. Когда из подъезда начал вытекать полусонный народ, недоуменно глядя на резвящуюся парочку немолодых собеседников, Василиса спохватилась и засобиралась.

– Вы – самое мое неожиданное приключение за… – он вдруг замолчал, а она оглянулась через плечо.

– Подсчитываете годы?

– Как вас зовут? Я – Василий.

Василиса вдруг перестала улыбаться. Её взгляд был горьким и беспомощным.

– Василиса. А мужа моего тоже звали Василием.

– Простите меня, Васса, но я ж не виноват. Мое имя действительно Василий Елисеевич.

– Да нет, ничего. Спасибо за утро, – женщина двинулась в сторону следующего подъезда, но вдруг остановилась. – Вассой меня называл муж. Я объясняла, что это другое имя, а он смеялся.

– Опять простите. Василиса, можно я приглашу вас куда-нибудь? Давайте как в юности – вы в красивом платье, а я с цветами. Наши любимые нас простят, как вы думаете?

– Нет у меня красивого платья. Я все больше в штанах, – женщина вдруг смутилась, но его теплый взгляд успокаивал, – хорошо, почему бы и нет.

Так они познакомились. Потом были редкие, но приятные встречи, зато ежедневные добрые разговоры по телефону, воспоминания о былом. Василий рассказывал о себе. Он не был ни спортсменом, ни военным, просто случайная травма позвоночника вынудила долгое время ходить в корсете, да так и привык.

Он делился памятью о своей покойной супруге, рассказывал о двух дочерях, внуках. Их случайная встреча случилась как раз из-за старшего, который поселился в 18-м доме. Она вспоминала свою юность и делилась с ним тем, о чем не могла никому рассказать. Они стали друг другу «попутчиками» и каждый день звонили, а иногда и по несколько раз в сутки. Василиса уже и не представляла себе, как жила раньше без его «Доброго утра!» и «Доброй ночи!». Вроде ничего не изменилось, жизнь продолжалась, но всё же…

Словно света прибавилось, будто кто-то сказал: «Живи!» – и Василиса Ильинична просыпалась с этой мыслью. Каждый день она подходила к портрету мужа и рассказывала ему всё без утайки. Прошлое ложилось спать и просыпалось на соседней подушке, но оно больше не душило. А потом он приехал с цветами. Он сказал, что не настолько молод, чтобы терять
время.

Так Василиса обрела то, чего часто не хватает на закате – покой и уверенность. Ведь память никуда не уходит… Она как теплый луч обнимает душу и дает силу сделать шаг в завтрашний день. Сколько бы ни было лет. Сколько бы ни было…

 Елена НОВОКРЕЩЕНОВА,  г. Хабаровск