«Нас обсуждали на все лады, порицая, что я живу со взрослым мужчиной»
Дело в том, что мои родители очень сильно пили. Всё, что можно было продать или поменять на спиртное, было давным-давно утащено из дома и пропито. Водили постоянно к себе каких-то алкашей.
Обшарпанные обои, которые клеила еще моя бабушка, линялые застиранные занавески, старая тахта у которой вместо одной ножки было подложено три кирпича, да облезлый письменный стол – такой была моя комната.
Помню, когда мне было лет 15, наша соседка баба Рима, которая частенько меня подкармливала, подарила мне красивое яркое покрывало. Счастью моему не было предела. Уходя в школу, я сворачивала своё сокровище и прятала в стол за книги, чтобы кто-то из родителей не продал его, а возвращаясь, снова расстилала на тахте. Но однажды я очень торопилась и забыла покрывало убрать. Ближе к концу занятий я вспомнила о своей оплошности и не находила себе места, считая минуты до окончания урока. А потом, бежала до дома не останавливаясь и, влетев в подъезд, увидела отца, выходящего из квартиры с моим покрывалом под мышкой.
Не помню, что именно я кричала, вцепившись в свое сокровище, но на лестничную площадку выскочили все соседи. Среди них был дядя Женя, сын бабы Римы. Он посмотрел на зареванную меня, на невяжущего лыка отца, достал из кармана несколько купюр, сунул ему в руки и забрал покрывало.
Конечно же, моего непутевого родителя стыдили, но ему всё это было как об стенку горох. Увидев в руках деньги, он шустро засеменил к ларьку за водкой, потеряв интерес и ко мне и ко всем остальным.
Дядя Женя позвал меня к себе, достал печенье и какие-то еще сладости, и пока я, всхлипывая, запивала горькие слёзы сладким чаем, чем-то гремел в кладовке.
– Пойдем к вам, – позвал он меня через какое-то время, показывая новенький дверной замок! – Я тебе на дверь поставлю, сможешь закрывать свою комнату.
– Дядь Жень! Спасибо! – Только и смогла сказать я и снова разревелась, на этот раз от радости.
Возможность хоть как-то отгородиться от всей этой пьяной мерзости была на тот момент настоящим счастьем.
Примерно так мы и жили. Поэтому, выпускаясь из школы, я прекрасно понимала, что учить меня дальше никто не будет. Даже завалящее училище мне не светит, нужно идти работать.
Несмотря на то, что восемнадцатилетнюю девчонку без образования на работу брать не спешили, мне все же удалось устроиться кухонным работником в заводскую столовую.
После работы я довольно часто заходила к бабе Риме, а если дядя Женя в этот день был в ночную смену, то и оставалась у нее ночевать. Утром он приходил, заваривал на всех кофе, жарил глазунью, и мы собирались за завтраком. Это было чудесное время, только кончилось всё внезапно и трагично. Где-то через полгода моей любимой бабы Римы не стало.
Спустя пару месяцев после похорон дядя Женя зашел к нам как-то вечером, посмотрел на заставленный бутылками стол на кухне и моих сильно пьяных родителей и сказал:
«Переезжай-ка ты ко мне, Тоня. Ну что ты с этими алкашами мыкаться будешь. Тут ведь от одного перегара цирроз печени заработать можно».
Я себя дважды просить не заставила: метнулась в комнату, увязала свои скромные пожитки в то самое покрывало и вышла. И плевать мне было, что там люди подумают и скажут. Уйти из этого прокуренного притона было самым большим моим желанием.
Разговоры, конечно же, были. Ведь дядя Женя на двадцать один год старше меня, и ему тогда было уже тридцать девять. Естественно, тот факт что к нему переехала восемнадцатилетняя девушка не оставили без внимания. Соседи нас обсуждали на все лады, порицая, что я живу со взрослым мужчиной… Но как ошибались!
Наши отношения, действительно, напоминали супружеские. Я перестала называть его «дядя», занималась домашним хозяйством, он отдавал мне часть зарплаты, подвозил утром до работы, в выходные мы выбирались куда-нибудь погулять. Нам всегда было о чем поговорить или просто помолчать вместе. Только вот спали мы в разных комнатах.
Я не очень понимала, почему он так отстранёно себя ведет в этом смысле, но сама проявлять инициативу не решалась. Честно говоря, мне и так было хорошо. Впервые в жизни я чувствовала себя защищенной, спокойной и счастливой. Мой шкаф был полон обновок, мне не нужно было думать где взять денег на еду, и со страхом гадать подерутся сегодня родители или нет.
Примерно через год нашей совместной жизни, вернувшись с работы, Женя подсел ко мне на диван и протянул бархатную коробочку, при виде которой у любой девушки начинает учащенно биться сердце. «Давай уже распишемся, Тоня, а то как-то не по-людски», – сказал он.
И снова никаких тебе: «Люблю… выходи за меня замуж…», – ничего такого. Я задумалась огорчает ли это меня, и поняла, что нет.
От свадебного торжества я отказалась наотрез. Достаточно было представить, как Женины родные и друзья увидят моих родителей. Поэтому мы тихо, по-партизански, расписались, погуляли по вечернему городу, поужинали в ресторане и вернулись домой.
Весь вечер мы болтали как настоящие молодожены: о ремонте в квартире, о том куда поехать в отпуск, что скоро весна и будем ездить на дачу и еще о множестве разных приятных вещей. Уже далеко за полночь Женя пожелал мне спокойной ночи и ушел в свою комнату.
Однако сегодня я решила проявить настойчивость. Переодевшись в своей комнате в заранее купленное красивое бельё и шелковый халатик, я заглянула к нему, а потом вошла и села на край кровати.
Мой законный супруг посмотрел на меня внимательно и серьезно.
«Ты уверена? – спросил он, разглядывая мои кружавчики. – Ты действительно этого хочешь?».
Вообще, я приготовила на этот случай целую речь, но сейчас поняла, что она здесь совершенно не нужна, поэтому просто улыбнулась и сказала: «Хочу».
И вот тогда я впервые услышала: «Любимая моя девочка…»
Уже потом Женя объяснил, что сначала просто хотел помочь мне встать на ноги и устроиться в жизни, но желание защитить и помочь очень быстро переросло в нечто большее. Он не был уверен, что вправе «морочить голову молоденькой девушке», но и расставаться со мной уже не хотел. Потому и решил рискнуть и позвать меня замуж. Женя даже был не против, если бы я согласилась исключительно из меркантильных соображений. И когда я пришла к нему ночью, эта фраза: «Любимая моя девочка…» выдала все его до сих пор сдерживаемые чувства.
Потом он еще много раз говорил мне эти слова: когда я закончила колледж, когда сообщила, что жду ребенка, когда муж забирал нас с дочкой из роддома... просто так в ежедневной суете за мои незатейливые знаки внимания, любви и благодарности».
Антонина, Кемерово
