Под пулю не попал и расстрела избежал!

Эта фотография мне очень дорога. На ней мой дядя – Иван Яковлевич* Гуль. На оборотной стороне он оставил надпись: «На добрую память моему племяннику Владимиру Петровичу Дмитриеву в дни Отечественной войны. 14/Х1-1944 г. Фотографировался 4/ХI-1944 г. после пяти дней болезни малярией. Мне исполнилось 34 года. Пойдёт 35-й. г. Констанца».

Констанца – город и порт в Румынии, самый центр курортной зоны. Но дядя, конечно, там отдыхать не собирался. Расскажу, как он там оказался.

После одного из крупнейших сражений Великой Отечественной войны – Сталинградской битвы, которая шла с июля 1942 года по февраль 1943-го, хребет нацистской армии был сломлен. Начался перелом в войне. На Запад для восстановления и передислокации потянулись битые войска мимо нашего города Запорожья. Среди них были и вставшие под фашистские знамена румыны. Но немцы отказались снабжать их провиантом, и румынские солдаты оказались в положении менял: отдавали всё, что у них было - оружие, лошадей, полушубки, кишевшие вшами, за кусок хлеба. «Шездай ла мине пыны», - отлично помню их просьбу, что означало: «Дай мне хлеба». В то же время румынские офицеры питались настолько обильно и исключительно жирной пищей, что это было непостижимо для моего тринадцатилетнего ума. У нас поселились несколько офицеров. У них был свой повар. К нему на стол доставляли ежедневно свиные туши, которые шли на обильные трапезы офицерам.

С немецкими обозами тянулись на Запад и калмыки, предавшие советскую родину и служившие её врагам. Эти промышляли среди местных жителей по-другому. Одни приводили хорошего жеребца, продавали его, а следом приходили другие и говорили: «Вы у нас коня украли! Вам за это расстрел грозит!». Коня отбирали, при этом успокаивали: «Скажите спасибо, что остались живы». Но наш дядя Ваня во всем был человек незаурядный, необыкновенно храбрый и смекалистый. Ему удалось всё-таки купить коня. В крестьянском хозяйстве без него не обойтись! Однако конь наш припадал на все ноги, видимо, от истощения. Мы держали его на ремнях в подвешенном состоянии. Кроме того, у него были травмированы задние ноги, и жеребец наш не мог сразу взять быстрый темп. Ему надо было, что называется, расходиться - пройти метров 100-150, чтобы перейти на рысь. И вот как-то на этой лошади отправились мы с дядей Ваней в большое село Тарасовку вниз по Днепру на правом берегу. По дороге встретили большую отару овец, и дядя выменял на имевшиеся у нас вещи барана или овцу. Положили его в телегу и с животиной приехали в Тарасовку.

Хозяина, к которому мы прибыли, дома не оказалось. Овцу решили временно пристроить в сарай. Дядя ушел. Я остался его ждать. В это время прыткая овечка выскочила из сарая и помчалась по сельским улицам, держа хороший темп. Мне пришлось бегать за ней по всей Тарасовке. Помог изловить ее дядя Ваня. Вернули мы вновь беглянку в сарай.

В этом населенном пункте в то время располагалась часть так называемой русской освободительной армии (РОА), и, в частности, в том доме, куда мы приехали,  на постое стояло человек семь предателей Родины. Шесть из них ушли на собрание, а одного с винтовкой оставили на посту у нашей овцы, которую они уже считали своей. Решили ее реквизировать.

Однако они не догадывались, что имеют дело с нашим дядей Ваней. Он запряг нашего мерина и - за овцой. Часовой его не пускает. Но дядя оттеснил парня с винтовкой, вытащили мы овцу к телеге. Но охранник не сдаётся, тянет овцу на себя. Бедное животное кричит. Дядя Ваня пошел в атаку - обхватил  руками и прижал к телеге часового, а мне кричит: «Давай бегом овцу в телегу!». Я тужусь, как могу, стараюсь, а животину не могу поднять. Тогда дядя одной рукой прижимал часового к телеге, а другой стал мне помогать. Забросили мы натерпевшуюся страху овцу в телегу вверх ногами и вожжами коня нашего поторапливаем: «Но-о-о, поехали!». Но, как назло, меринок наш никак не мог разогнаться, с трудом переставляет свои больные ноги. Шагом проехали мы мимо сборища чуявших уже вкус жареной баранинки немецких прислужников. Но потом разогрелся наш конь и пошёл рысцой. Вот так мы с дядей ушли от банды предателей…

После Сталинградской битвы линия фронта неумолимо стала приближаться к берегам Днепра. Всё чаще по ночам налетали советские бомбардировщики, а в небе раздавалось пение осколков зенитных снарядов. Однажды во время  такого налёта перебило провод линии высоковольтной передачи электроэнергии. Она проходила над нашей конюшней. Провод упал на кучу навоза и загорелся. Огненная дуга замкнулась в светящийся шар диаметром метра полтора и грозила поджечь сарай, где находились конь и корова. Как назло, шар этот висел как раз напротив двери, так что вывести скотину было невозможно. Дядя Ваня не растерялся - схватил какую-то палку и отбросил провод от сарая. Все мы выдохнули – потерять скотину было страшно, она спасала от голода.

Осенью 1943 года советские войска освободили левобережную часть г. Запорожья и начали обстрел правого берега. Именно тогда я увидел, как летят снаряды «Катюши». Теперь эти миномёты прозаично называют «Град». Как летят пули или снаряды – не видно, а вот впечатления от залпового огня «Катюш» были сильнейшими. Небо прочерчивало раскалённое красное тело. Один из этих снарядов попал в барак, и строение за считанные минуты сгорело дотла.

Никакой оборонительной линии у немцев на правом берегу не было. Где-то на Хортице (не путать с островом Хортица!) стояла батарея дальнобойной артиллерии. Оттуда время от времени выпускались снаряды на левобережье, куда вступили уже наши войска. Попутно при отступлении немцы планировали взорвать плотину днепровской гидроэлектростанции им. В.И. Ленина. Но уничтожили только верхнюю часть. Ходила легенда, что два разведчика ценою своей жизни спасли плотину от разрушения.

Немцы очухались, стали занимать оборону, ввели войска и стали сооружать укрепления. Всех жителей выселили. Мы выехали в село Запорожье-2, где и ждали прихода красноармейцев. В селе стояла немецкая часть. Офицеры жили в домах, а солдаты дислоцировались в колхозной конюшне, которая была на отшибе. Через несколько дней часть снова ушла на передовую. Я залез на конюшню и нашёл немецкий карабин. Показал дяде Ване, и он его припрятал, а потом решил съездить в город, посмотреть, нельзя ли где-нибудь перейти линию фронта к своим. К тому времени наши войска уже форсировали Днепр и зацепились за плацдармы на правом берегу. Между нашими окопами и рядами противника было не более ста метров. Дядя Ваня решил прорываться к своим. Запряг нашего контуженного мерина, положил в телегу карабин и поехал прямо на передовую чуть позади немецких окопов. Со стороны советских войск по нему открыли стрельбу. Немцы увидели «источник беспокойства» противника и перехватили его. Привели к штабу, который находился в подвале одного из домов.

Пока немец, который задержал его, ходил в штаб на доклад, дядя не растерялся - ударил кнутом по лошадке и был таков. На выезде из города к нему в телегу, где под соломой лежал карабин, подсели два немецких солдата. Он их подвёз, куда потребовали, и вернулся в село. Ему не удалось перейти линию фронта, но он и под пулю не попал, и расстрела избежал. Живым и невредимым вернулся в село.

Но случилась однажды ситуация, когда с дядей Ваней мы почти распрощались. Это был январь 1944 года. Перед отступлением немцы угоняли всех молодых и сильных мужиков на Запад. Взяли и его. За день они прошли километров 15-20. На ночь разместили их в каком-то селе в конюшне. Утром построили угнанных на поверку. Рядом стояла лошадка, запряженная в сани. Мордой - не на запад, а на восток, то есть по направлению к нашему селу. Дядя Ваня толкает локтём одного горемыку и спрашивает: «Хочешь вернуться домой?». Тот кивает. Он предлагает ему садиться в санки вместе с немецким солдатом. «Поезжай сам», - машет рукой сосед. Тогда он толкает локтём другого и предлагает то же самое. Тот тоже боится. А немец уже садится в сани. Тогда дядя Ваня выходит из строя и, когда лошадка уже трогается, запрыгивает в сани. Немецкий солдат посмотрел на него и ничего не сказал. Вот так: тех, кто боялся, погнали на запад, а тот, кто не струсил и рискнул - возвратился домой. Правда, полдня до темноты дяде пришлось прятаться в кукурузных посадках, оставшихся с осени неубранными.

Были и другие по тем  временам, я сказал бы, легендарные поступки, доказывающие, что Иван Яковлевич* Гуль - человек незаурядный и смелый. К примеру, уже перед самым освобождением он укатил с немецкого склада две двухсотлитровые бочки бензина и припрятал их до прихода Советской Армии.

После освобождения нашего села дядя Ваня не стал ожидать, когда его призовут в армию через военкомат. Он ушел добровольцем на фронт. Вернулся после Победы лейтенантом. В одном из боев он заменил убитого командира. Его наградили медалью «За отвагу». Она крепилась к стальной колодке. Медаль однажды спасла ему жизнь. В бою пуля попала в колодку и изменила направление - пробила насквозь одежду и вылетела, не задев его. Колодка с медалью висела у него прямо над сердцем…

Через месяц-два после ухода на фронт дядя Ваня был легко ранен, но пришлось поваляться в госпитале. Линия фронта за это время продвинулась далеко на Запад. Весной 1944 года были освобождены почти все области правобережной Украины. После госпиталя он получил кратковременный отпуск и появился дома в Запорожье. Пробыл всего несколько дней и двинул в путь догонять свою часть. А поскольку тётя моя – Клавдия - сильно переживала за меня, то решено было отправить меня к маме вместе с дядей Ваней. Мы спешили догнать часть, а часть вместе с фронтом убегала от нас.

…Иван Яковлевич* Гуль вместе с сослуживцами воевал в Венгрии и Румынии. Войну он закончил в 1945 году в Германии.

Он писал мне письма с фронта, которые я, к сожалению, не сохранил. А вот фото – осталось, и, глядя на него, я вспоминаю, благодаря кому мы выжили в оккупации и смогли вернуться домой 80 лет назад…

Владимир Дмитриев,
г. Владимир

*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов