Игровой

Игровой? Как выяснилось, так называют на зоне спецов-картёжников, которые и за решёткой умудряются «обувать» сотоварищей.

Я стал наблюдать за ним чуть внимательней. Молодой мужчина, невысокого роста, худощавый и какой-то очень вертлявый, как бы танцующий всё время. А за глазами не уследить, бегают они беспрестанно и, по-видимому, больше уже по привычке.

А так – ничего особенного, и даже той особой, всегда присутствующей потасканности-помятости, которая обычно отличает людей, чей дом – тюрьма, тоже не было. Вот только дурацкие металлические коронки на зубах – ещё один атрибут – всё время, стоило Александру открыть рот, выныривали из-под усов. Выдавали.

Александр – уголовник со стажем. Сейчас ему – 32. Первая судимость – в 18. За мошенничество… Потом – как под копирку – кража, кража, кража…. В общей сложности, за 14 лет, прошедших после совершеннолетия, – всего-то два года на свободе. Остальное – там. На зоне.

Рос он без родителей. В интернате. Был мальчиком понятливым и сообразительным, очень легко схватывал всё по математике. И в целом – совсем неплохо учился. В младших классах учителя не могли нарадоваться. Бывало, и отдельно с ним занимались. А математик как-то заманил его к себе домой, накормил всякими вкусностями, а потом предложил: «Санёк, а давай я тебя в шахматы научу!».

Пацан, как всегда, схватывал всё на лету. И спустя некоторое время администрация интерната уже могла демонстрировать Санька любой комиссии, явившейся на проверку, как это принято говорить, «условий содержания»: «Он у нас гроссмейстер!».

Увлечение шахматами оказалось не однодневным, и сегодня Александр, случись хорошая компания, добрый партнёр, – сыграет непременно. И, скорее всего, выиграет. Но ныне он гроссмейстер всё-таки в другом.

* * *

Шахматы – это, конечно, для интерната было совсем неплохо. Но – в компании взрослых, учителей тех же. А вот в общаге, увы, древняя игра не особенно котировалась. Мальчишки, его сверстники, никак не могли взять в толк, ну, какое в этом удовольствие – фигурки передвигать. Вот «двадцать одно» – другое дело! Главное ведь – азарт. Сдали карты, скинули, очки посчитали – и по ушам, по ушам проигравшему. Играли в основном «на уши». Маленькие ещё были.

Но карты, в отличие от шахмат, совсем не поощрялись. Случись какому-нибудь воспитателю на колоду наткнуться или – того хуже – с поличным поймать, неприятностей не оберёшься. Потому Саша, слывший, в общем, мальчиком положительным, до поры до времени смотрел на своих соседей очень даже скептически: баловство, мол, да ещё и – опасное.

Как впервые сел за карточный стол? Было лето, каникулы. Большинство мальчишек разобрали по домам родители, а вот за ним приехать было некому. Он оставался в комнате вдвоём с соседом – Эдиком. Тоже брошенным. В шахматы играть он не умел, а вот карты – любил. Да и летом воспитательский пригляд не таким бдительным был. Короче, уговорил. Научил. В «дурака»-то Саня и раньше умел, а Эдик натаскал в другое – в «очко». И, научившись, Саня понял, что, оказывается, и здесь дело не только в везении – думать тоже надо, как в шахматах. А это он умел.

Так что, к концу каникул уши учителя-Эдика стали таких размеров и такие красные, что, право, оставшиеся в интернате учителя, ничего не могли понять и даже забеспокоились. А отгадка была очень простой. Чуть ли не каждый вечер добряк Саша с каким-то садистским азартом лупил картами по ушам друга. Тот терпел. Не обижался. Тогда же Саша понял, что карточный долг – дело святое.

Классу к восьмому Саша слыл королём среди школьных картёжников. Кто-то считал, что ему страшно везло, кто-то объяснял всё его незаурядными математическими способностями. Пятнадцатилетние пацаны играли уже, разумеется, не «на уши». На что-то более серьёзное. На банку варенья из родительской посылки, например, или на пачку печенья, и на деньги – тоже: кое у кого они уже водились. Но играли ещё и на всякие, как у них было принято говорить, «маразмы», скажем, в открытое окно закукарекать или в одних трусах на четвереньках проползти из одного конца коридора в другой.

И вот что было интересно. Коль на «маразмы» детишки играли, Саша частенько оказывался в проигрыше, коль на вещи или деньги – очень-очень редко. Да и то понятно. Другим-то родители посылки слали, а Саше – никогда.

* * *

По окончании интерната Саша отправился утверждаться в Питер. Не один поехал, с другом Эдиком. Жить, конечно, было негде. На вокзалах вначале кантовались. И по подвалам, и по чердакам – по полной программе. Но и ехали в Питер, уже зная, чем там заниматься будут. Картами.

Они начали с заурядных, занюханных пивных, где собирались бесхитростные пьющие компании. К ним, двум 18-летни пацанам, отношение того люда было самым доброжелательным. Открытые мордашки, первые усики. И они старались поддерживать любой контакт. Пили, правда, мало. Могли весь вечер одну-единственную кружку промусолить. Бывало, когда новые знакомые заметно перебирали, кто-нибудь из ребят, когда Эдик, когда – Саша, предлагали в картишки перекинуться. Как правило, своих пьяных взрослых товарищей обирали до нитки. Без всякого криминала, просто за игрой. И не было ни разу, чтобы с ними не расплатились: карточный долг – святой, это усвоили не только Саня с Эдиком. По-настоящему играл, конечно, Саня, Эдик – ассистировал.

Потом пацаны поднялись настолько, что смогли позволить себе снять небольшую квартирку-студию. Жизнь – шла. Игра – тоже. Облом же случился неожиданно.

Началось всё с того, что затейник Эдька предложил чуть сменить профиль. И использовать опыт напёрсточников. С той только разницей, что вместо колпачков с шариками использовать карты. Мол, кто угадает, где джокер, тому – приз. Идея в принципе понравилась и Саньке. Требовалось лишь немного репетиций. Здесь ставка, разумеется, уже была не на голову, не на сообразительность, а на ловкость рук. Но и руки у Сашки к тому времени были что надо.

Парни продолжили своё дело с чуть видоизменёнными условиями. Играли, в основном, неподалёку от Московского вокзала. Дело опять пошло. Сашка сидел перед картонкой, по которой двигал три карты, одна из которых – джокер. А Эдик работал в качестве подсадной утки. Ничего особенно затейливого. Но люд, особенно приезжий, подвыпивший, клевал. Видели ведь, что одному из окружавших картонку парней определённо везло. И мало кто догадывался, что везунчик – лучший друг того, который шаманит перед картонкой. «Выиграв» значительную сумму, Эдик, довольный, уходил, в толпе растворялся, а на его месте оказывался следующий. Тоже – в надежде. А тот, «испарившийся», быстренько добегал до близлежащего подъезда и внимательно следил, когда те, кто его наверняка запомнил, проигравшиеся, бесславно ретируются. А потом снова подходил к картонке. И снова «выигрывал».

Но однажды всё кончилось. Олицетворением финала стал какой-то полубомж-полуханыга, который всё играл и играл, проигрывал, но снова делал ставки… Эдик, затаившийся за его спиной, всё недоумевал: и откуда вообще у такого деньги? Но, казалось, ему уж больно хотелось отыграться. Но это только казалось. В разгар игры возле Санькиной картонки появились двое полицейских, и Сашка, попытавшийся быстренько слинять, вынужден был признать: не получилось. Один из стражей порядка уже придерживал его за куртку, а полубомж-полуханыга с красной корочкой в кармане пальцем указывал и на Эдика: этот, мол, тоже в доле. Саня дал слабину: поняв, что попался, несколько раз вмазал по физиономии того из полицейских, который держал его за шиворот.

Но лишь ухудшил своё положение. Если Эдика судили только за мошенничество, то Саню ещё и по статье «применение насилия в отношении сотрудника полиции». Эдик отделался условником, Сашу приговорили к полутора годам реального лишения свободы.

* * *

С тех пор дороги друзей разошлись.

Колония показалась Александру не таким уж и мрачным заведением. Не домашний ведь был мальчик – интернатовский. И к ежеутренней побудке привык, и ящики колотить не отказывался, и ни с кем в пререкания не вступал: ни с мужиками, ни с «гражданами начальниками». О таких принято говорить: встал на путь исправления.

Встать-то он встал, но очень быстро понял, что здесь, как и в интернате, он не будет лишён своего хобби – карт. Знал, что хоть и гоняют нещадно, но изничтожить сие зло всё равно не могут. На зонах в карты играли, играют и будут играть. Знал и о том, что есть среди сидящего люда такие, для кого карты – профессия.

Конечно же, нужно было заявить о себе. Александр пошёл самым прямым путём. Когда в очередной раз ему предложили перекинуться, отказываться не стал. Хотя знал, что за душой у него – ничего. И отдавать ему – нечем. Если что – тяжко придётся. А тут всё начало раскручивать по стандартной схеме. И ставка обычная – сигареты. Вначале ему дали выиграть. Он выиграл. Потом… Потом уже не хотели давать выигрывать. А он всё равно это делал. Кто-то из посвящённых начал озадаченно хмыкать. А этот пацан, первоходок, невысокий, незаметный, неконфликтный, всё выигрывал и выигрывал. Трудно сказать, чем бы дело кончилось, если б на стрёме не заорали: «Шухер!».

Карты пришлось убрать. Припрятать. На другой день ему никто не предложил перекинуться. Но один из «игровых» подошёл вечером и объяснил, что «перетереть» надо. Была у Александра мысль, что вот отведут сейчас его к толчку, и… На самом деле всё получилось по-другому. «Игровой» сразу же спросил: «Где учился?». Александр честно рассказал. Потом его спросили: «А сидишь за что?». – «Мошенничество и менту в морду заехал». – «Тогда понятно», – ухмылялись те, кто имел статус «игровых» этой зоны.

Александра взяли в стаю. В касту «игровых», которая есть в любой колонии. С тех пор и здесь, и в других «учреждениях», куда попадал впоследствии, он жил в общем-то неплохо. За счёт того, чем кормился и всю жизнь, начиная с интерната, – за счёт карт.

* * *

Как рассказывал оперативник, который и познакомил меня с этой необычной судьбой, в простом общении Александр вполне открыт.

Рассуждает примерно так… А что оставалось ему делать? Ни родных, ни посылок, ничего с воли. Деньги зарабатывать на сколачивании ящиков? Так на сигареты не хватит! Каждый живёт так, как может.

По его словам, когда на зону приходят новички, «игровые» начинают приглядываться, определяют, с кем можно иметь дело, а кто – на нуле, и связываться не стоит. Потом выводят на общение: как, мол, тебе здесь? Не так уж и страшно, да? Везде ведь люди. А может, мол, новенький почифирить хочет? Так пожалуйте к нашему столу, мы не против. Когда «объект» начинает терять бдительность, самое время тасовать колоду. Азарт в душе каждого тлеет. Вдруг, мол, повезёт? Вдруг, мол, выиграю?

Ему дают выиграть: раз, другой, третий. Сами при этом имитируют обиду: «Вот ведь невезуха…». Очень редко попадаются такие, кто находит в себе силы вовремя остановиться.

Что бывает если проигравший не может расплатиться с карточным долгом? Для начала его объявляют фуфлыжником (одна из низших каст в среде заключённых). Если меры к погашению долга не принимаются, можно лишиться здоровья, отправиться на тот свет, пополнить гарем.

Случается, что тот, который имеет долг, – мужик неплохой, но по каким-то объективным причинам не может расплатиться. А у «игрового» – срок заканчивается. Тогда должника отводят в сторону и, в зависимости от настроения, либо прощают ему, либо переводят долг на какого-нибудь корешка, которому сидеть ещё долго. Целый ритуал существует.

– В минуту откровенности Саня рассказал одну историю, – улыбнулся оперативник. – Сидел с ним как-то один тип: трусоватый и гаденький. Несмотря на свой крайне низкий тюремный статус лез в игру. Проигрывал. Долг отдать не мог. Вот отвели его как-то в сторону и говорят: прощаем, мол, долг при условии, что плюнешь в морду одному из инспекторов. Отважился, плюнул. Ему, конечно, рожу набили. А потом в ПКТ (помещение камерного типа) определили. Больше за карточным столом его не видели.

– А почему в карты на зонах одни и те же выигрывают по-крупному?

– Нет, шулерством «игровые» обычно не занимаются. Дело в чём? В том, что они любую колоду как свои пять пальцев знают. И с одной, и с обратной стороны. Вглядываются в «обратку» и понимают, что там: туз или шестёрка.

* * *

На этот раз за серию дачных краж Александру дали 4 года. Не очень-то и переживал. Домой, считай, возвращается. Опытный, авторитетный, «игровой». Не пропадёт! Раскинет карты, и вновь почувствует себя на коне… Судьба такая!

А у Эдуарда, кстати, жизнь сложилась совсем по-другому. Та первая судимость стала для него последней. Вернулся в Новгород, ни в какие авантюры больше не вписывался. Женат, двое детей, работает дальнобойщиком. В карты может перекинуться с друзьями. Но теперь, чаще всего, в «дурачка».

Алексей КОРЯКОВ,
Великий Новгород