«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя»

Из села – в город

Первой послевоенной весной 1946 года после седьмого класса наша семья вернулась снова в Запорожье, в школу №59 с украинским языком преподавания. В восьмом классе нас было 40 человек. Учёба в этой школе началась с маленького конфликта.

Проходит первая четверть, и я обнаруживаю, что мне по химии выставили оценку «посредственно». При этом меня ни разу на уроках ни о чём не спрашивали, но оценку за четверть выставили. Я выразил учителю своё неудовольствие. По-видимому, он рассуждал так: этот парень из сельской школы и, значит, всё равно ничего не знает. А парень взбрыкнул. Дело дошло до директора школы. В результате «экзамена», который мне устроили по материалу первой четверти, выставили оценку «хорошо».

Но простить мне такое нахальство химик не смог. Годовая оценка тоже была «хорошо», и в аттестат ушла химия с такой же отметкой, а не «отлично», хотя химию тогда я знал именно так. Знал и любил.

Математику преподавал у нас Григорий Иванович Сорока. После объяснения материала он спрашивал: «Понятно?» Конечно, находился обязательно кто-нибудь, которому не всё было понятно. Он терпеливо объяснял. Потом ещё раз объяснял. Потом говорил: «Ну, какие тупые! Я сам уже понял, а они никак!».

Наш классный руководитель Вера Викторовна Андреева учила нас немецкому языку. Разговаривать не научила, но читать немецкие тексты мы могли.

Не знаю по какой причине, но жила она без мужа. После войны многие женщины были одинокими. Зато было у неё два сына, которые выросли и стали врачами, окончив Днепропетровский медицинский институт. Хороший был у нас классный руководитель! Правда, и ученики у неё были неплохие. Из 16-ти человек только четыре парня, и при этом не хулиганы.

Завуч Андрей Иосифович Бовенко преподавал русский язык и литературу, а также украинскую мову и литературу. Несмотря на то, что мои сочинения по русской литературе, написанные ещё в девятом классе, он ставил в пример десятиклассникам школы №22 с русским языком преподавания, то всё-таки поставил мне выпускную «четвёрку». По-видимому, в экзаменационном сочинении у меня все же вкралась ошибка.

В классе городской школы я был новичок, но меня избрали председателем пионерской дружины, вернее - председателем совета пионерской дружины. Через некоторое время – секретарём комсомольской организации, членом пленума  городского комитета комсомола. Я постоянно избирался на районные, городские, областные отчётно-выборные конференции. Во время учебы я, кроме, как сейчас бы сказали, общественной нагрузки, еще и успевал работать: был библиотекарем школы. Библиотека, правда, вся помещалась в двух шкафах, которые стояли в нашем классе, но всё равно я получал хлебную карточку служащего, а не иждивенца и какую-никакую зарплату.

Три товарища

В это время мы жили на улице Учебной. Она находилась в посёлке бывших иностранных специалистов. Здесь стояли два пятиэтажных дома, в одном из которых поселяли приезжих специалистов предприятий «Днепроэнерго», где жили и мы. А рядом жили мои друзья: Новомир Михайлович Мирвис и Виктор Иванович Ляшенко.

Втроём по вечерам и в выходные дни мы проводили время вместе. Чаще всего ходили в общежитие Вохра – военизированной охраны Днепрогеса. Служили здесь одни девчонки, но в общежитии был клуб, в котором почти ежедневно демонстрировались кинофильмы. Вход в общежитие охранялся, но мы умудрялись пробираться в клуб. Там «крутили» и советские, и американские, и немецкие фильмы.

Мирка работал слесарем в высоковольтной мастерской, а Виктор учился в нашей школе на два класса ниже меня. После того, как я окончил школу, Виктора избрали секретарём комсомольской организации. Потом он учился в Одесском высшем инженерно-морском училище (ОВИМУ), после окончания которого получил назначение куда-то далеко: то ли в Комсомольск-на-Амуре, то ли ещё дальше. Там женился. Отработал два или три года и решил ехать на родину – в Запорожье. Жена отказалась покидать родные места. Так и расстались.

Мирка женился, и с этого момента дружба наша закончилась. Не то чтобы мы рассорились. Нет, просто перестали встречаться. Я тоже женился и переехал на другой конец города к жене. Виктор уехал в Одессу. Так мы и расстались… В молодости мы не очень дорожим тем, что у нас есть, только когда прожита жизнь, начинаешь с горечью вспоминать о потерях, о том, что было.

На память о тех днях осталась у меня татуировка на правой руке, две буквы – «В.П.». Это Мирка сделал мне наколку. Там должна быть ещё одна буква - «Д». Но мы устали и отложили наколку на потом. Это «потом» длится уже более 60 лет. Боюсь, что и Мирки уже нет, некому наколоть третью букву... Я же, при внимании незнакомцев на эти две буквы, иногда мог пошутить: «Видишь, это остался знак из лагеря военнопленных».

Самокритика и критика

В 1949 году я окончил школу и поступил в Запорожский институт сельскохозяйственного машиностроения (ЗИСХМ) на автотракторный факультет по специализации «Тракторостроение». И тут «сработало» школьное комсомольское прошлое: сразу же был избран в комитет комсомола института. Через год выступил на отчётно-выборном собрании с резкой, откровенной критикой своей работы в комитете: партия ведь учила, что самокритика – двигатель общества к совершенству. Другие члены комитета либо не выступили, либо свою работу не критиковали. Директор института выслушал всех и резюмировал: «Зачем нам нужны такие члены комитета?!». И меня изгнали из комитета. Вот тогда я понял, что самокритика, чему учит нас партия, это хорошо, но это должно быть в меру. Пусть лучше будет критика в чужой адрес. Хотя это тоже не так уж безопасно. Уже будучи кандидатом наук, заведующим отделом в научно-исследовательском институте, я возглавлял комиссию по рассмотрению проекта двигателя, который был разработан конструкторским бюро Алтайского моторного завода (АМЗ) под руководством заместителя главного конструктора Павла Андреевича Антонова. Конструкция рассматривалась на Совете в нашем институте. При анализе конструкторской документации мы нашли ряд недостатков, на которые я в своём докладе не очень резко, но всё-таки нелицеприятно (а кому приятно, когда критикуют твою работу?) указал. Через какое-то время на АМЗ заседала комиссия по присвоению знака качества одной из модификаций дизелей АМЗ. Позаседали, присвоили, потом был фуршет в ресторане. Вышли на свежий воздух, и тут Антонов полез ко мне драться. Не забыл и не принял критику его детища. Нас остановили, дуэль не состоялась.

Пока учился в институте, был и старостой группы, и комсоргом. Получил по комсомольской линии выговор с занесением в личное дело. А дело было так: Мирка отслужил год и получил кратковременный отпуск. Пришёл ко мне утром, и мы с ним за встречу распили бутылку вина. После чего я поехал в институт и поскандалил с заведующей учебной частью из-за плохо составленного расписания. При этом от меня пахло вином.

Трамвайная подножка

Жил я на правом берегу Днепра, а институт был на левом. Расстояние до вуза было километров десять. Соединяли два берега плотиной, перед которой был аванкамерный мост. Перед ним - крутой поворот на 90 градусов. Вот на этом повороте мы, как правило, ожидали грузовую машину. Водители на повороте сбрасывали скорость. Тут мы хватались за задний борт и запрыгивали в кузов, а переехав на левый, смотрели, куда идёт машина. Если не по нашей дороге, спрыгивали. Если по нашей - ехали дальше.

Как правило, на трамвайной остановке, а она была (да и сейчас остаётся) конечной, было столько народу, что пробиться хотя бы на ступеньку удавалось не всегда. Поэтому и здесь приходилось запрыгивать на ходу. На кольце трамвай хоть и быстро шёл, но всё-таки можно было его догнать и заскочить. Это теперь ступеньки находятся за дверью, а тогда дверь автоматически не закрывалась, ступеньки и поручни были снаружи. И вот мы рядом с вагоном набирали скорость, хватались за поручень и запрыгивали на ступеньку. Ну а дальше ждали, пока толпа не хлынет, чтобы попасть в вагон, а иногда и даже на сиденье.

Однажды шёл трамвай на большой скорости, я схватился за поручень, но ногой промахнулся и не попал на ступеньку. Завис на поручне. И меня потянуло под вагон. Если отцепиться от поручня, попаду под колесо. Если висеть на поручне до остановки, там толпа собьёт меня и всё равно попаду под колесо. Видимо, осознание страшного и неминуемого придало мне силы, я подтянулся и успел влезть в вагон. Помогло, наверное, и то, что я занимался гимнастикой. А быть может, помог ангел-хранитель?

«Голованёва и компания!»

Институт наш во время войны был разрушен, поэтому из коридоров сделали аудитории. После занятий мы ходили разбирать завалы. Так помаленьку институт отстраивался. Наша группа разбирала завалы там, где потом обустроили спортзал.

Была у нас одна большая аудитория №31, где проводились лекционные занятия по дисциплинам, которые были общими для всех специальностей. Двести (!) человек занимались в одной аудитории. Студенты размещались «по интересам». Мы, с правого берега Днепра, а нас оттуда было человек восемь, старались сесть поближе к лектору, занимая первые ряды. А другая группа студентов садилась посредине аудитории. Иногда, а я сказал бы, довольно часто преподаватель начертательной геометрии Рыженко, прерывая объяснение, говорил: «Голованёва там и компания!» Это значило, что компания, которая окружала эту девушку, слишком громко стала себя вести. Вот так в институте на занятиях и в перерывах между познакомился и я с этой самой Голованёвой, которая всегда была в центре компании.

Яркая, общительная и весёлая. Все парни крутились вокруг неё. Среди них было немало и тех, кто готов был предложить ей свою руку и сердце. Однако имела она и одну паршивейшую привычку: любила собеседника, а собеседниками были в основном люди молодые мужеского пола, ущипнуть. Да не просто ущипнуть, а с вывертом. Это не просто неприятно, но очень ощутимо. Несколько раз я показал ей, насколько это больно, и она поняла, перестала щипаться. А в мае 1953 года мы поженились. Я оставил жилище дяди Вани Гуль и перебрался в квартиру Дмитрия Ивановича* Голованёва.

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя» - всякий раз, когда я слышу эту песню, вспоминаю первые послевоенные годы и нас - молодых людей, повзрослевших в годы войны, но не утративших задора и оптимизма.

Записала Наталья ДМИТРИЕВА,
г. Владимир

*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов