Мечта, которая не нужна – такое тоже бывает

Мать и дочь – две Натальи – жили в тесной однокомнатной «хрущевке», где кухня была такой маленькой, что обе не помещались там одновременно. Когда одна мыла посуду, вторая должна была стоять в дверном проеме или вовсе уходить в комнату.

Гул старого холодильника и запах вечного супа – вот фон их существования. Вся жизнь, капля за каплей, уходила в одну цель – накопить на новую квартиру. Не просто жилье, а символ свободы, покоя, достойной старости для одной и начала настоящей жизни – для другой.

Дочь, Наталья-младшая, бухгалтер с лицом, привыкшим к сосредоточенной строгости, считала каждую копейку с методичностью часового механизма. Ее священный Грааль – тетрадка в мягком переплете с выцветшими розовыми розами на обложке. Здесь жили цифры – тарифы на воду, скрупулезно высчитанные скидки в магазине («Картофель по акции сэкономил 15 руб. 20 коп.»), стоимость проездного билета, подбитый до копейки ежемесячный итог. Каждая запись – шаг к мечте.

Мать, Наталья-старшая, пенсионерка с усталыми, но все еще живыми глазами, экономила по-своему, по-бабушкиному. Ее балкон напоминал склад: башни из пакетов с пакетами, аккуратно сложенные коробки, «на всякий случай», банки, которые «еще пригодятся». Она варила суп на три дня – борщ в понедельник превращался в щи к среде, а от новых очков отмахивалась: «Старые еще потерпят, вижу же». Ее экономия была тихой, привычной, почти ритуальной.

Их мечта была простой, ясной и невероятно яркой на фоне серых будней – просторная квартира в новом, тихом доме. Без паутины трещин на потолке, похожей на карту неведомых земель, без соседей за стенкой, чьи ссоры, смех и даже храп были слышны так отчетливо, будто они жили в одной комнате с ними. Мечта о тишине, о личном пространстве, где можно выдохнуть. Мечта, которая согревала их долгими зимними вечерами в тесноте и сплачивала против этой тесноты.

И вот – случилось. Цифры в тетрадке с розами достигли заветной суммы. Семь миллионов рублей – монументальная цифра, выстраданная годами отказов и подсчетов. Они купили двухкомнатную квартиру в новом, еще пахнущем бетоном и надеждой доме. Дом сдали. Ключи – два холодных, блестящих предмета – лежали на старой, затертой кухонной скатерти. Победа.

Но эйфория быстро сменилась... растерянностью. Переезжать они не спешили. Что-то щелкнуло внутри, как сломанная пружина в давно заведенном механизме.

– Надо сначала ремонт сделать, – сказала дочь, ее голос звучал чуть напряженнее обычного. Глаза бегали по стенам новой, пустой квартиры, уже видя несовершенства. – А то въедем – и все, обратно не переделаешь. Надо идеально.

– Да, да, – кивнула мать, обнимая себя за плечи, будто ей было холодно в этом новом, безликом пространстве. – Конечно, ремонт. Сразу.

Ремонт стал новым полем битвы и смыслом. Они часами выбирали плитку, спорили о цвете обоев («Светлые визуально расширят!» – «Но маркие!»), искали «идеальную» сантехнику – такую, чтобы не стыдно было гостям показать. А потом пришло осознание: старая, видавшая виды мебель из «хрущевки» – диван с продавленными пружинами, шкаф-стенка, потемневшая от времени, – здесь будет выглядеть чужеродно, жалким анахронизмом. «Хочется ведь как в журнале!» – сказала Наталья-младшая, и мать безропотно согласилась. Так к ремонту добавились поиски «той самой» мебели, соответствующей новому статусу пространства, которое они боялись осквернить старым.

Месяцы пролетели в бесконечных поездках по магазинам, приемах рабочих, нервных подсчетах новых трат (записанных в ту же тетрадь, но уже без прежнего воодушевления). Квартира была готова. Чистая, сияющая, пахнущая краской и новизной. Пустая и... безжизненная. Ночевать они все еще ездили в старую «хрущевку».

– Может, в следующем месяце? – говорила дочь, разглядывая сметы. – Сейчас столько мелких дел... Шторы повесить, технику подключить...

– Да, – соглашалась мать, с облегчением возвращаясь из новой гостиной к знакомому хаосу старой кухни. – Сейчас еще столько всего... Неудобно как-то сразу.

Однажды вечером, сидя на крохотной кухне в «хрущевке» за привычным чаем с «Юбилейным» печеньем, под мерное гудение холодильника и приглушенный гул телевизора соседей, Наталья-старшая вдруг сказала тихо, глядя не на дочь, а в свою пустую чашку:

– А ведь мы, Наташ, кажется, так и не переедем.

Дочь резко подняла на нее глаза. В них мелькнуло непонимание, почти испуг.

– Почему? Квартира же готова! Мы столько вложили...

Мать медленно покачала головой. Глаза ее были мудрыми и бесконечно усталыми.

– Потому что мечтать... мечтать  приятнее, чем жить. Там, – она махнула рукой в сторону новой квартиры, – там уже конец. А здесь... – она обвела взглядом тесную, знакомую до каждой трещинки кухню, – здесь она еще жива. Наша мечта. Пока мы здесь, она с нами.

Они молча допили чай. Шум соседей за стеной, обычно раздражающий, в тот вечер звучал как знакомый, почти успокаивающий гул жизни.

На следующий день Наталья-младшая открыла тетрадь с розовыми цветами. Долго смотрела на столбец цифр, на последнюю запись о покупке торшера. Затем вывела новую строку, четким бухгалтерским почерком:

Ремонт – 250 000 руб.

Мебель – 120 000 руб.

Мечта – бесценна.

Она закрыла тетрадь. Решение пришло само собой, без слов, в той тишине, что повисла после материнских слов.

Двухкомнатную квартиру в новом доме они сдали в аренду молодым шумным ребятам, чьи голоса и музыка теперь доносились до других соседей. А сами остались в старой «хрущевке», со своими соседями. Где потолок был в трещинах, а стены тонкие. Где кухня не вмещала их вдвоем. Где все было знакомо до боли. Где пустота от достигнутой цели была заполнена тенью мечты, которая, как оказалось, нужна была им не для реальной жизни, а для того, чтобы было, во что верить и к чему стремиться.

Сергей КУЗНЕЦОВ,

г. Тюмень