Хулиган не давал мне прохода. Единственный, кто заступился – цыган

Рома был не совсем обычный цыган, как мне говорили его друзья, он был из рижских. Сам он не любил распространяться на эту тему, но оговаривался, что так или иначе, а ему необходимо будет уехать отсюда. Когда? Неизвестно. Но мне тогда было 16 лет, и о будущем я вообще не думала – каждый день был прекрасен и бесконечен.

Вместе с Ромой мы ходили по праздникам в любятовскую церковь, ловили на Пскове карасей, тут же, у реки их жарили и ели. Гоняли на великах. Вместе упивались «Тарзаном» и «Тремя мушкетерами». У меня дома было очень много книг. Рома брал их почитать, и никогда не зачитывал.

Однажды, во время пасхальной службы, в храме было очень много народу и от свечки в чьих-то руках вспыхнули мои волосы. Если б не Рома, который стоял чуть позади, я б осталась без кудрей. После службы мы пошли домой не по дороге, а вдоль реки. Он проводил меня до подъезда и замешкался на крылечке чуть дольше обычного, не выпуская мою ладошку из своей. Видимо в тот миг между нами хотела зародиться первая любовь, но, вспыхнув робкой искоркой, так и осталась нежной дружбой. Я первой задала вопрос, подкравшись этой любви, словно котёнок, готовый разыграться.

- А когда ты вырастешь, ты бы смог жениться на русской девушке? – искала я ответ в черных глазах.

- Я бы очень хотел это сделать, но не смогу, - после паузы, прямо глядя в мои серые, ответил Рома. – Я единственный сын. Перед смертью отец завещал, чтобы моей женой стала только цыганка, чтоб я продолжил наш род, как полагается.

Мы были тогда очень чистыми и юными, и нам хватило дружбы, с книжками, рекой и церковью.

Примерно в это же время из мест не столь отдаленных вернулся местный хулиган, который на моё несчастье жил в соседнем доме. Он-то и превратил мою жизнь в кошмар. Он караулил меня везде, приставал даже в автобусе, не боясь людей. А люди-то! Я узнала тогда, как люди, твои же соседи, прячут глаза в пол, отворачиваются к окнам, ускоряют шаг, делают вид, что не замечают. Тогда я обратилась за помощью к нашим мальчишкам, с которыми росла вместе и училась в одной школе. Все пообещали разобраться, но преследования продолжились. Ромка узнал об этом, когда однажды я вернулась домой зареванная, со срезанными с шубки пуговицами – мой мучитель сделал это ножом, на остановке, на глазах по меньшей мере десятка людей. Думаю, его все в Любятове боялись, не хотели связываться.

- У меня черный пояс по карате, всё думал, кому оно надо – вот и пригодилось, тихо проговорил Ромка и даже на чай не остался, ушел.

Уж не знаю, как он разобрался с тем садистом, но я его после этого даже вдалеке не видела. А ведь до этого я даже не знала, что Рома ходит на тренировки и занимается какими-то единоборствами. Да, это был необыкновенный цыган. Он не пил, не курил, не ругался матом и морщился, когда сквернословили в его присутствии, был добрым и имел влияние на всех остальных цыганских парней. Об этом я тоже узнала случайно, и не от него.

Очень хорошо помню поздний вечер 1991 года, лето, когда к нам прибежал Рома, запыхавшийся, взволнованный и спросил мою маму, есть ли у нас на сберкнижке деньги. Да, у нас были деньги, как раз в 90-м году мои родители год работали на Сахалине, на рыболовецком трейлере и заработали на новую квартиру – мы очень мечтали, чтоб у нас был балкончик.

- Ох, как плохо, завтра все вклады обнуляться! – в ужасе воскликнул Ромка. – Давайте попробуем через Ригу, может, успеем, разница во времени…

Он говорил немыслимые вещи, что-то предлагал, мы думали, он сошел с ума. Конечно, мы никуда с ним не поехали, не поверили, я даже пыталась в шутку измерить ему температуру – прикладывала ладошку ко лбу, а он сердился. Наконец, он сдался, ушел от нас расстроенный. А на следующий день мы проснулись нищими, и моя мама так до сих пор и живет в маленькой хрущевке без балкончика.

После этого Рома недолго еще жил в Любятове – настал тот момент, он должен был уехать. Я конечно скучала, но разве можно долго скучать в 18 лет? Жизнь кипела, мы с подружками каждое воскресенье летом ходили в город на танцы. На последний автобус, конечно, не успевали и возвращались всегда пешком.

Как-то раз примерно у остановки 17-я школа, остановилась машина. Приоткрылось окно: наши, любятовские цыгане, те самые, с которыми вместе учились, дружили, вечело улыбались и приглашали нас подкинуть до дома. «Вот, повезло!» - обрадовались мы с подружкой и сели в автомобиль. Но мы не остановились на нашей остановке, а поехали дальше, в Лисьи Горки и наши знакомые цыгане уже не улыбались. Нас вытолкнули где-то за поселком, на дороге, с одной стороны журчала река, с другой – поле. Таксист уехал, даже глазом не моргнул. Мы уже прощались с белым светом, но я не переставала с ними разговаривать, не теряя надежды на спасение. И тут - о чудо! – я обмолвилась, что всё расскажу Ромке-бабаю и он им покажет кузькину мать. Цыгане переглянулись, уточнили , откуда я знаю Рому и как давно с ним знакома, и снова стали улыбаться. Следующие полчаса нас под охраной выводили из поселка к остановке. Мы шли в кромешной тьме, за каждым забором лязгали зубами и глухо рычали псы, а наш конвой перекликался на ходу с соседями, которые почему-то не спали, и, казалось, видели в ночи, как кошки.

Моя мама до сих пор живет в Любятове, и до сих пор там, нет-нет, а появляется наездами Рома. И всегда спрашивает у неё, как я живу, сколько у меня детей, всё ли хорошо. И мама говорит, что всё у меня очень хорошо. Тогда он передает привет и прощается.

Вот такой был в моей жизни друг детства, вернее, и сейчас есть. И его, пусть незримое, пусть далёкое, присутствие греет мне душу точно также, как тогда, в наши лихие, молодые 90-е.