Старый сапожник чинил туфельку и влюбился в хозяйку. Но юная леди разбила ему сердце

Всю жизнь я занимался сапожным делом. Пока не развалили фабрику, работал в обувном цехе. Стал мастером. Потом был наставником в частных обувных мастерских. А когда вышел на пенсию, приобрёл по случаю маленький подвальчик и стал там сапожничать в своё удовольствие.
Единственное окошко моей берлоги выходило на тротуар. Я мог видеть только ноги до колен. Может, другой бы посетовал, но для меня это было, как кино: обувка рассказывала мне многое о своих хозяевах. Я за свои годы столько обуви держал в руках, что хоть и не учился на психолога, а по башмаку читаю души, как по ладони. Есть мелкие душонки, их выдают всякие нахлобучки, как я их называю – клепочки, пуговки, лжемолнии, застёжки, которые не несут никакой функции, а только обманывают. Хозяева таких башмаков никогда не похвалят за работу, не оставят на чай, будут водить носом и капризничать, сбивая цену. По башмаку я вижу и подкаблучника, в прямом смысле этого слова. Как правило, такие мужские башмаки приносит в починку женщина, одни и те же, раз за разом. Латанные перелатанные, с годами мужнины ботинки превращаются в некую бесформенную онучу. Им бы давно пора на покой, но дама снова и снова будет приносить их: «Еще терпят». А я думаю, что там за мужик такой, который терпит всё это безобразие. О ботинках я долго могу разговаривать, но, если это утомительно, вычеркните. Теперь о главном.
Это случилось недавно. Перед моим окошком прошли и остановились в нерешительности два белых ботильона на невысоких, но изящных каблучках. Дальше подола пальто, которое скрывало от моих бестыжих глаз две стройные ножки, я не мог проследить. Особа, а это была именно Особа, покачалась на каблучках, видно, читая вывеску, и её робкие шаги зазвучали на ступеньках в мой подвал.
Это был ангел во плоти лет 20-25, с длинными светлыми волосами и очаровательной улыбкой. Девушка принесла белую туфельку со сломанным каблуком, чистую и идеальную лодочку невесты. Я угадал. Смеясь, девушка рассказала, что танцевала на своей свадьбе и сломала каблук. «К счастью» - только и вымолвил я, не в силах оторвать глаз от этого лучезарного лица. Неделю белая лодочка жила у меня. Я починил ее в тот же день, а потом переставлял ее со стола на подоконник, любуясь, как солнечные зайчики пляшут на ее носике.
Прошла неделя, девушка позвонила и спросила, готова ли ее туфелька? Она забрала домой не только ее, но и моё бедное сердце. Невеста, жена, юная леди, добрая и приветливая, не пожалевшая для меня ни ласковых слов, ни улыбок, заглянешь ли ты еще когда-нибудь в мой тёмный подвал? До вечера я не находил себе места, а вечером решился набрать её номер: «Можно я вам буду изредка звонить?» - хриплым от волнения голосом спросил я. Молчание и её голосок: «Это будет неудобно». И она бросила трубку. Видимо, я ее напугал, за что и прошу в этом письме прощения. Пусть Леди, я так её назвал, не сердится на меня. И может быть, когда-нибудь, её улыбка еще осветит мастерскую старого сапожника.