Невероятная любовная драма рысака-мерина Потапа и кобылы-тяжеловоза Муси

От автора: письмо Людмилы Яковлевой, главного ветврача волышовского конезавода, начиналось так: «Эта история любви произошла еще в советские времена и пришлась на конец 90-х и начало 2000-х. Но мы, очевидцы,помним её, как будто вчера.. Потап, именно так звали героя, - это не солист дуэта. И, что еще удивительнее – это не человек. Это конь, мерин русской рысистой породы. И подруга его - не певица Настя, а кобыла тяжеловоз.»
Теперь по порядку. Как рассказала мне Людмила Александровна, Потап родился от благородных племенных родителей, русских рысаков, каких до сих пор разводят в Волышово. Всё шло по технологии: в 6 месяцев его отняли от матери, а в год начали заездку. В 2 года он должен был бежать размашистой рысью, чего у Потапа не получилось. Стало ясно, огни мировых ипподромов ему не светят. Приезжали в Волышово именитые наездники, забирали его сверстников, а Потап остался в деревне. Волышовский наездник Андреич по-прежнему каждое утро ставил его в качалку, выводил на беговую дорожку. Потап неохотно бежал несколько кругов и с опущенной головой возвращался в конюшню. Он постепенно сник, не раздался грудью, не пошёл в рост.

Волышовские рысаки. Фото Олега Константинова

- В трёхлетнем возрасте мне своими руками пришлось из него сделать мерина (кастрировать – ред.), - вспоминает Людмила Александровна. – К сожалению, по другому оставить его в конезаводе было никак нельзя. Ведь для племенной работы подходят только испытанные на ипподромах титулованные рысаки. А у Потапа, как говорится, ни кожи, ни рожи. Выпустить в табун мерина к красавицам кобылам уже не страшно – племенную работу не испортит.
После операции Потап быстро оправился, и впрягли его в нехитрую работёнку – мешки с овсом привезти, огород перепахать. А после работы – в табун, травку щипать.
На соседней конюшне для таких же целей использовалась кобыла Муся, только предназначение это было у нее с рождения, она была тяжеловозом. Крупная, с широкой грудью, мощным крупом, который четко разделялся на две половины – этакая кустодиевская женщина! А главное – чалой масти, с роскошной, волнистой, «под седину», гривой. После работы Потап и Муся встречались в табуне. И как-то незаметно для всех эти двое начали уединяться - всё в стороне, вдвоём, вечером домой плетутся в хвосте табуна, а то и вовсе где-то задерживаются – поди, ищи их. А вскоре парочка стала сразу уходить из табуна подальше, на беговую дорожку.

Волышово

- После работы Андреич распрягал Потапа – иди, мол, куда хочешь. И конь лёгкой трусцой мчался к конюшне, где ждала она. Подходил к воротам и, задрав голову, начинал призывно ржать. Петрович, хозяин Муськи, открывал денник, и она шла, такая важная, дородная. Потап зарывался своими бархатными губами ей в гриву, зубами нежно почёсывал холку. А потом они, плечом к плечу, брели долой от любопытных глаз. Ровно в назначенный час вечером парочка возвращалась домой. Они шли в лучах заката, голова в голову, неспешно подходили к чану с водой, пили, фырчали, шлёпали губами по воде, брызгались и дурачились, как влюблённые подростки. И их глаза, казалось, смеялись.
Проводив Муську до конюшни, Потап стоял и протяжно ржал, пока её фигура не скрывалась из виду. И сразу сгорбившись, опустив голову, брёл к себе. На другой день картинка с точностью повторялась. И в дождь, и в зной эти двое были неразлучны. Из года в год.
- Мне всегда было интересно, о чем думали – нет, не эти двое, - те, кто за ними наблюдал, - продолжает рассказывать Людмила Александровна. - Как эти два бессловесных существа, не стесняясь, выставляют напоказ свою любовь. Наверное, о том же, что и я. О живом примере глубоких чувств, которому могут поучиться у них люди. И как же однажды мы переполошились, когда в один из дней они не явились домой!

Поискав парочку, Петрович и Андреич со словами «придут, куда денутся» разошлись по домам. Но парочка поутру не появилась, не вернулись они и к вечеру, и на следующий день. Какого же было удивление, когда, заглянув в их кормушки, конюхи обнаружили, что овса-то нет! Петрович и Андреич плевались и чертыхались, конечно, без зла: «Ах вы, беси, и как смогли съесть всё украдкой!» К вечеру третьего дня Потап с Мусей нашлись. Да как! Это мне рассказала уже конюх Татьяна Никифорова:
- За конюшнями – густой кустарник. Встречаем мы вечером табун, каждый у своих ворот, а Андреич возьми да загляни за угол. А там, прижавшись к стенке, в кустах, Потап прячется! Тогда и Петрович глянул за конюшню. И там таким же манером Муся маскируется! Они ждали, когда все разойдутся, чтоб съесть овёс и уйти в поля. В прятки с нами играли, представляете?
Чувствовали, видать, что скоро зима, и будут каждый в своей конюшне стоять в разлуке. Татьяна рассказала, что они старались быть вместе каждую минутку, словно чувствовали, что мало им отпущено. Если Потап был свободен, то шёл вслед за Мусиной повозкой, и - наоборот.

Шли годы. И так не богатырь, Потап стал сдавать. И вот его не стало. По лошадиным меркам он был еще молодой, 18-летний, в среднем, рысаки живут до 30 лет. Муся металась, искала. Теперь уже она простаивала у его конюшни. Ждала, звала. А он не шёл. Потом она стала бродить окрест. Петрович, побоявшись, что кобыла уйдёт, стал её навязывать на том же беговом круге, месте их встреч. А когда вёл её вечером домой, чуть не плакал, видя, как из её глаз капают слёзы.
- Месяца не прошло со смерти Потапа, когда в один из вечеров он не нашёл Муси, - заканчивает свой рассказ Людмила Александровна. - Вбитый в землю, стоял лом, верёвка оторвана. Нашли мы Мусю в графском парке. Она была мертва. На вскрытии обнаружили разрыв полулунного клапана. Муся была чуть постарше Потапа.
Не выдержало одиночества Мусино любящее сердце, ее очень большое, во всех отношениях, и верное сердце. Всё, что рассказала мне Людмила Александровна, – не сказка. Петрович с Андреичем сейчас на пенсии, но часто навещают родной конезавод. Да и все остальные сотрудники – очевидцы воистину человеческой, прекрасной драмы, разыгравшейся на их глазах. Вот только фотографий коней ни у кого не осталось – даже мысли не было, что так рано придется с ними прощаться.