«Вторую зиму мы не перезимуем: просто замерзнем и умрем»

В начале февраля этого года в редакцию «ГД» позвонила читательница  Татьяна БАГНО и рассказала свою историю: четыре года она борется за жизнь своего 15-летнего подопечного со страшным диагнозом, которого бросила родная мать. После тяжкого испытания – 12 курсов химиотерапии и 68 – лучевой – болезнь, кажется, отступила. Но чиновники отказывают ей в переселении из опасного жилья. По ее словам, они лишь пожимают плечами: «Он и так скоро умрет. Зачем вам жилье?». Татьяна Николаевна и Ян живут в Шахтах, в поселке Артем. Туда я и отправилась 6 февраля. Женщина встретила меня на автобусной остановке и сразу повела в свое жилище. Мы подошли к баракам, которые все именуют казармами.– Им больше ста лет. Раньше это были конюшни, – рассказывает Татьяна Николаевна. – Большинство жителей уже переселили в новые квартиры, а вот мы никак не можем получить свою.Тем временем мы заходим во двор одного из бараков. Там, под навесом, стоят ведра с углем.– Сейчас дома тепло, за ночь я натопила. Соседей нет, за стенкой никто не топит, так что стены холодные, у нас две печки угольные, но и они не спасают в морозы,– рассказывает Татьяна Николаевна. – На эту зиму мы закупили семь тонн угля, так его уже практически и нет. Ежедневно десять ведер уходит на поддержание комнатной температуры.Из маленького коридорчика мы сразу попадаем в метровую кухоньку, совмещенную с ванной комнатой. Вдоль стены стоят ведра с водой.– В доме воды нет. Беру пустые ведра да бутылки пятилитровые и иду к колонке за водой. На печке мы ее греем, а уже потом горячую воду выливаем в ванную и купаемся. Потом черпаком выбираем и выносим на улицу. Канализации тоже нет. Вместо унитаза – ведро. Вот такие у нас тут условия.Мы входим в единственную жилую комнату. Там стоит шкаф советских времен со стеклянными дверцами, кровать, холодильник, пузатый телевизор староймодели и угольная печка. Спят обитатели дома рядом с печкой. Еще одна маленькая комнатушка предусмотрена для Яна, в ней стоит кровать и компьютер. Иногда к нему приходят друзья и они играют в компьютерные игры.– А где он? – интересуюсь я.– Он пошел в школу к друзьям. Скучает по ним: они редко видятся, потому что мы все по больницам да по больницам. А так Яник на домашнем у нас обучении... Садитесь поближе к печке, а то вы совсем замерзли. А я вам пока чайку сделаю.За чаем женщина продолжает свой рассказ.– В 1999 году я познакомилась с Лидой, матерью Яна. Она предложила присматривать за ее годовалым сыном, пообещав небольшую плату: 1000 ру-блей. Я согласилась. Потом вдруг Лида стала пропадать: не отвечала на телефонные звонки и перестала забирать мальчика. Так он и остался у меня жить. Своих-то детей у меня нет, не сложилось. А с мужем развелась в молодости. Так что я полюбила Яна как родного сынка. На его первый школьный звонок я его повела.– А где отец Яна?– Они с его матерью не были расписаны. Он не приезжал и не навещал его. Только, когда Ян заболел, стал помогать нам. Но весной 2013 года он погиб вавтокатастрофе.– Ян вас мамой называет?– Нет, Таней. А мать родную – Лидой. Матерью ее трудно называть. Ян рос болезненным мальчиком. Родился с одной почкой. А в 2006 году врачи диагностировали неврологическое заболевание – синдром Жильбера. Оформили ему группу инвалидности. А когда он в 2010 году заболел, то и вообще перевели его на домашнее обучение. Ему было 12 лет.Она хорошо помнит как все это началось. 8 сентября 2010 года у мальчика вдруг резко поднялась температура. Татьяна Николаевна обратилась в больницу. «Типичное ОРВИ», уверяли шахтинские врачи. Но через несколько дней у него на шее образовалась опухоль. Их направили в Ростовский НИИ онкологии на обследование. И вот диагноз: лимфома Ходжкина третьей стадии – рак лимфатической системы. Через неделю их на время отпустили домой. Знакомые дали Татьяне новый номер телефона Лиды, она попросила ее приехать. - А она сказала: «Денег на лечение нет, живите как знаете». Развернулась и уехала... Вы не представляете, что творилось с мальчиком. Он плакал и громил в доме все, что попадалось под руку!.. Нужно было принимать решение: кто будет находиться с ним в больнице? Я ведь по документам – совершенно чужой ему человек. Но я к этому времени уже обращалась в Департамент образования Шахт и отдел опеки, там были в курсе нашей ситуации. Школа и соседи тоже знали, что мы с Яном – одна семья. Мы поговорили с ним – и я подала в суд на лишение Лидии родительских прав. А 5 декабря 2010 года нас положили в больницу. Он там немного ожил: просто там рядом были такие же больные дети. Тогда, впервые, в больницу к нам приехал отец Яна, Федор. Он пожаловался на отсутствие денег, однако, пообещал отвозить нас на своей машине на все процедуры в Ростов.Накануне Нового года их выписали. А потом – опять больничные стены. Уколы, химиотерапия, лучевая терапия. Пока он лечился, 8 февраля 2011 года судья  Шахтинского горсуда Наталья ДОРОШЕНКО лишила родительских прав его мать, Лидию СТАНЧЕВУ. Официальным опекуном мальчика стала Татьяна БАГНО. Казалось, что болезнь отступила. 11 августа 2011 года медики сказали, что новых раковых клеток в организме мальчика не обнаружено.– На ремиссию нам дали пять лет. А потом – бабах! Новообразования. Это было в январе 2013 года. Мы – бегом в больницу – и все по новой. Для Яна это был шок. Он твердил: «За что мне это? За что? Я не курю, не пью...».Еще год ушел на мучительные облучения. Все это время Татьяна Николаевна была рядом. 25 декабря 2013 года врачи подтвердили: раковых клеток не обнаружено.– Когда в январе ударили морозы, мы не знали, как спасаться: в доме температура выше минус пяти не поднималась. У Яна после 12 курсов химиотерапиии 68 – лучевой полностью отсутствует иммунитет! Если он заболеет, то может просто погибнуть. Каждый день я просыпаюсь рано и иду с ведрами к колонке, потом уголь просеиваю. Поддерживаю огонь. Убираю: в комнате не должно быть ни одной пылинки. Он бы и рад помочь, но я его оберегаю. Он должен жить! Он – мой единственный родной человек, – сквозь слезы говорит Татьяна Николаевна. – Пишу письма в инстанции, прошу о скорейшем переселении — почему именно нас оставили? Почему?!. Почему никто не хочет идти навстречу ребенку с хронической онкологией, который и так обижен судьбой?- А вы сдавали документы по переселениеиз аварийного жилья?- Да, наша казарма давно признана аварийной. Мне в МФЦ 28 января 2011 года выдали расписку о принятии документов, срок исполнения работ – 6 июля 2011 года. Но воз и ныне там. Поскольку Ян прописан у меня и он – хронический больной, ему по закону положено еще 10 дополнительных квадратных метров. Жилье предоставляется вне очереди. Но в Шахтах законы не действуют!Мы заканчивали беседу. В это время домой вернулся Ян с другом. Он был хмур. Я спросила: «Что такой грустный?».– Чему радоваться? – говорит мальчик как-то сурово. – Никому мы с Таней не нужны. Вторую зиму мы тут не перезимуем: просто замерзнем и умрем.После разговора с героями этой публикации я обратилась в администрацию  города с письменным запросом, где просила прокомментировать сложившуюся ситуацию. На момент подписания номера в печать ответа я так и не дождалась.Олеся ИГНАТЕНКО,г. ШахтыОТ РЕДАКЦИИ: в будущих номерах мы расскажем, изменилась ли ситуация.