Мама рязанского подростка отстояла право сына носить в школе дреды

добивался этого несколько месяцев, продавливая мое мягкое сопротивление. Ключевое слово здесь – «мягкое». Потому как понятно, что пусть лучше дреды, чем в 14 лет сбежать из дома и пуститься в кругосветное путешествие автостопом или начать зарабатывать распространением запрещенных веществ.
Так что бог с ними, с дредами. Когда сын приехал домой от мастера, которая на пару с подругой несколько долгих часов вплетала ему в волосы искусственные пряди из специального материала – канекалона, и я увидела его с этим хвостиком из дредов, похожим на макушку ананаса, у меня в душе вдруг шевельнулась Муми-мама из рассказа «Шляпа волшебника». Та самая мама, которая говорит: «Иди же, я обниму тебя. Уж моего-то маленького Муми-сына я узнаю всегда, что бы ни случилось».
Больше всего я боялась реакции учителей. Однако, едва увидев моего сына с новой прической, директриса сказала: «Симпатично». И я уж вздохнула с облегчением, но зря. Спустя несколько дней меня все-таки вызвали в школу, причем и завуч, и директор сразу. И первое, что я услышала, это их дружный упрек – мол, как я могла разрешить такое ребенку?!
«В школе, где родители всеобщим голосованием выбрали школьную форму (на самом деле в нашем классе ее нет. – Прим. авт.)! Где каждый ученик должен быть образцом аккуратности и опрятности! И тут приходит ваш сын, как… как развесистая пальма! – кипятилась директор. - Он один такой на всю школу, дети бегают на него посмотреть, а потом спрашивают у нас: «А что, так можно? Мы тоже так хотим!»

И что им ответить? Я согласилась, что быть в школе развесистой пальмой – это, конечно, не дело. «Давайте, - предложила я, -  мой сын впредь всегда будет собирать свои дреды в хвост? Я уверена, что это сделает его прическу куда более аккуратной».  «А давайте ваш сын поищет себе другую школу, если он и дальше собирается ходить вот с этим на голове?» – выступила завуч со встречным предложением.
Тогда я попросила показать мне устав нашей школы, особенно тот пункт, где прописаны требования к цвету волос учеников, к форме их прически и тому подобным деталям. Оказалось, что в уставе нет такого пункта. А когда я вспомнила про федеральный закон, который гарантирует моему ребенку школьное образование, наш разговор плавно поменял русло.
«А вы знаете, почему ваш сын решил заплести дреды? Какая музыка повлияла на его решение? Вы в курсе, какие группы он слушает? А в каких группах в соцсетях он состоит?» – наседали на меня.
Беспокойство за психическое благополучие современных подростков показалось мне вполне понятным. И я поспешила уверить руководство школы, что мой ребенок ничего такого не замышляет, что он планирует жить долго и счастливо и сочинять музыку на компьютере, а не «вот это все». После чего к теме «сменить школу» мы больше не возвращались и расстались вполне мирно».