«Невиновен» – спустя полвека после расстрела

Корреспондент «Мещерки» изучила документы секретного архива ФСБ, за которыми скрываются трагические судьбы репрессированных рязанцев   ОТ АВТОРА: Для большинства из нас политические репрессии 30-х годов прошлого века – всего лишь страница истории. Десятки томов уголовных дел до недавнего времени были засекречены. Однако мне удалось получить доступ к архиву Управления ФСБ России по Рязанской области. О судьбах людей, долгое время считавшихся врагами народа, а ныне реабилитированных в глазах общества и государства, как раз и пойдет речь.   Лев ПЕРЛЕ работал на заводе «Рязсельмаш» конструктором. Корни его семьи уходили в Швейцарию – оттуда был родом его отец Адольф Перле. Сам же Лев прожил там всего три года, с 11 до 14 лет, пока учился в технологическом колледже. В 1906 году ему пришлось вернуться к отцу, который работал бухгалтером на одном из московских заводов. А в 1913-м юноша, гражданин Швейцарии, снова уехал на родину, чтобы отслужить в армии. Вернувшись в Страну Советов, Перле поддерживал связь с сестрой и надеялся снова уехать в Швейцарию. Лелея в голове эту мысль, Лев не спешил получать советское гражданство. В 1921 году отец посоветовал Льву продлить швейцарский паспорт, а заодно сделать гражданство жене. Вместе они обратились к некоему Верлину, представителю общества Международного Красного Креста в Москве. Мужчина был очень вежлив, принял документы, передал их своей помощнице и пообещал, что вскоре все будет готово. Затем он пригласил Льва присесть и начал беседу. Как бы между делом Верлин интересовался, где работает Лев Адольфович, что за завод такой, «Рязсельмаш», сколько рабочих трудится на нем. Спрашивал Верлин и о том, почему отец Льва, Адольф, уехал в Швейцарию и не желает ли сам Лев последовать за ним. В 1940-м году швейцарская сестра Льва Перле умерла, ехать было уже не к кому. Льву пришлось отказаться от мысли вернуться на историческую родину. В 40-м году он принял советское гражданство. Если бы он знал, что этот факт когда-то сыграет против него… На судьбу Перле повлияло и его, казалось бы, безобидное увлечение: Лев любил читать швейцарские журналы, которые ему присылала сестра, и переписываться с филателистами из Марокко, чьи адреса он нашел в этих журналах. С Верлином он виделся еще несколько раз, пока тот в 32-м году не покинул страну. А в 40-м Льва Перле арестовали – за шпионскую деятельность, которую он осуществлял, поставляя данные иноразведке в лице Верлина… «То, что я рассказывал ему, было не шпионскими доносами, я просто делился с ним как с соотечественником», – объяснял Перле на заседании суда. Однако в ходе следствия арестованный Перле давал совсем другие показания – о том, что после передачи паспортов на продление Верлин назначил ему еще одну встречу, и он согласился. В ходе прогулки Верлин предложил Перле работать на разведку, и он, как следует из протоколов допросов, не отказался. В основном интересовала Верлина информация о заводе «Рязсельмаш». Однако о том, что профиль завода поменялся на оборонную продукцию, стало известно лишь к 34 году, когда Перле уже не встречался с Верлином. Шпионская деятельность – не единственное, в чем подозревался Перле. Еще одно его преступление – антисоветская агитация на заводе. «В СССР большинство крестьян недовольны политикой советского правительства, а поэтому и воевать невозможно – тыл в СССР слабый» – это и другие высказывания, услышанные от Перле, использовались против него следствием. Лев Адольфович пытался объяснить: ему действительно тяжело жилось в Стране Советов, он еле-еле сводил концы с концами и считал, что в Европе жить гораздо лучше. И получал журналы из английского общества помощи голодающим, тем самым дискредитируя советское государство… В обвинительном заключении от 14 июля 1941 года читаем: «Перле, сын сбежавшего за границу акционера, у которого была дача, национализированная после Октябрьской революции. В 1919 году арестован с группой помещиков органами ВЧК за принадлежность к кулацкой «Трудовой крестовой партии». В 1921 году был привлечен для шпионской деятельности, по заданию Верлина занимался шпионажем. Намеревался выехать за границу, сподвиг жену принять гражданство Швейцарии. Проводил на заводе антисоветскую агитацию». 25 августа 1941 года в 15 часов 25 минут было открыто судебное заседание по делу в отношении Льва Перле. Он отказался от своих показаний, данных в ходе допросов, и последними его словами были: «Прошу принять справедливое решение». Однако решением суда стал приговор – расстрелять. Спустя многие годы это дело снова открыли. 19 марта 1992 года было подписано заключение о реабилитации Льва Адольфовича Перле. Его честное имя, как и имя его семьи, было восстановлено. В архив 18 августа 1998 года было направлено уголовное дело в отношении еще одного репрессированного, чья судьба решалась и после смерти, – Ивана Фишера. Именно тогда было подписано заключение о реабилитации заводского рабочего с немецкими корнями. «Фишер Иван Михайлович, 1895 года рождения, немец, гражданин СССР, женатый, беспартийный, бывший поручик старой армии, за службу в белой армии и карательных отрядах осужден в 1930 году на 10 лет. Арестованный 23 июня 1941 года 1-м отделением КРО УНКГБ по Рязанской области по совокупности преступлений осужден к высшей мере наказания – расстрелу, без конфискации имущества за отсутствием такового. Приговор приведен в исполнение 25 сентября 1945 года». Ивана Фишера признали виновным в том, что он был завербован для шпионской деятельности немецким резидентом Фон-Гомеером, пока проходил службу в германской оккупационной армии в 1918–1919 годах. Но и это еще не все: в 41-м году рабочий проводил антисоветскую агитацию в городе Михайлове Рязанской области – его не раз замечали за высказыванием контрреволюционных измышлений…. На предварительном следствии Фишер показал, что в 1918–1919 годах он действительно служил в армии Деникина и Врангеля и в рамках этой службы познакомился с Фон-Гомеером, который предложил ему работать на немецкую разведку. «Я воспитывался в монархическом националистическом немецком духе, – рассказывал он на допросе. – Конфискации имущества и репрессии советской власти, моя ненависть к ней побудили меня встать на путь беспощадной борьбы в армиях Деникина и Врангеля. Воспитание германофильской направленности побудили встать на путь проведения шпионской работы, сбора материалов военного, политического и экономического характера с целью оказать всестороннее содействие Германии в быстрейшем захвате советских территорий и порабощении русского народа». Далее Фишер рассказывает о том, как у знакомого хирурга в Севастополе встретил Фон-Гомеера, как виделся с ним впоследствии в ресторане. А когда Гомеер предложил заняться шпионажем, Фишер согласился. Из материалов уголовного дела следует, что Фишер за это время успел выполнить целый ряд заданий. Больше всего он работал в Крыму, узнавая обстановку в Севастополе и подавая данные в штаб. Эту деятельность Фишер вел до 1920 года, пока Фон-Гомеера с семьей не эвакуировали из Крыма. Однако в 1925 году Фишер возобновил шпионскую деятельность, уже в Москве. В его обязанности входила только обработка информации – перевод с русского на немецкий. Данные он получал у старика в Скатерном переулке – о состоянии сельскохозяйственных культур в южных регионах, о дирижаблестроении, о Шатурской электростанции… После отбытия тюремного срока, с 1931-го по 1941-й, Фишер проводил антисоветскую агитацию на заводе, где работал. «Высказывал свои контрреволюционные убеждения. Восхвалял гитлеровскую Германию, проповедовал неизбежное поражение Красной Армии, возводил гнуснейшую клевету в отношении Сталина» – так записано в обвинительном заключении. Сам Фишер во время одного из допросов сообщил: «В день объявления войны я сказал, что фашистская Германия победит через 10 дней, и обещал Кудель дать книгу Гитлера “Моя борьба”«. Книгу для сослуживца по заводу Фишер намеревался достать у некоей знакомой, которая располагала подобной литературой… В 11 часов 50 минут 25 августа 1941 года открылось роковое судебное заседание. Фишер произнес речь, в которой сообщил: признаться в шпионской деятельности предложили еще во время ареста, но это было неправдой, самооговором, и он тогда отказался… Но в ходе следствия ему все равно пришлось признаться в том, чего не совершал. Однако суд приговорил Ивана Фишера к высшей мере наказания – расстрелу. Дело Ивана Фишера пересмотрено в порядке исполнения Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991 г. и указанием Генеральной прокуратуры РФ. Изучив материалы, сотрудники ФСБ пришли к выводу, что по поводу шпионской деятельности Фишера никто, кроме него, показаний не давал и доказательств его виновности не имеется. А вот антисоветская агитация не является общественно опасным деянием – в соответствии с этими фактами Иван Фишер подлежит реабилитации. «Фишер был приговорен к уголовной ответственности и расстрелян необоснованно при отсутствии каких-либо доказательств... Фишер является реабилитированным от 18 октября 1991 года» – таково заключение нынешних экспертов. Тогда, в 41-м, условия диктовало само время. Непросто было сохранить объективность к обвиняемым в шпионаже, когда фашистские войска рвались к Москве. Зачастую уголовные дела того времени строились на показаниях тех, кто беспокоился за собственную безопасность и оговаривал знакомых, чтобы выжить самому. Сегодня сотрудники ФСБ смахнули пыль с пожелтевших папок, чтобы напомнить о судьбах незаконно осужденных и восстановить справедливость. Марина КОМИССАРОВА, Рязань