Смоленский писатель 3 года жил на святой горе Афон

От конфликта со всем миром — к гармонии. ОТ РЕДАКТОРА: в Дорогобуже тихо и скромно живет человек, чьи книги разошлись по всему миру. Сейчас он пишет 15-ю по счету. Станиславу СЕНЬКИНУ 40 лет, он окончил журналистский факультет МГУ, потом долго жил в монастырях, путешествовал, три года провел на святой горе Афон. Даже воевал. Мы познакомились случайно в соцсетях 20 ноября, когда я допоздна засиделась на работе. Он приехал в Смоленск на следующее утро и сразу начал помогать мне делать газету. Его жизнь настолько необычна, что я попросила: «Стас, а напиши-ка ты про себя, только откровенно». И он написал. Писателем я стал рано - в шесть лет. Я отставал от одноклассников в физическом развитии, но пытался обогнать их в умственном. В итоге написал стих и отправил его в газету «Пионерская правда». Стих был настолько политизированным, что редакторы газеты пришли в ужас и не смогли опубликовать его. Похвалив меня особым поздравительным письмом на гербовой бумаге за ответственную гражданскую позицию и острый слог, они советовали мне стать чуть толерантнее и не задевать так сильно Рональда Рейгана. Я обиделся и перестал писать на долгие годы. Отсюда, наверное, берет начало моя нелюбовь к толерантности. «Стать мягче» стало для меня как соврать. Ведь какого лешего вы тогда пропагандируете агрессивный милитаризм, если потом учите быть толерантнее? Потом я начал писать только уже в старших классах, да и то потому, что не мог не писать. А после была журналистика. Меня отчасти научили владеть словом, стилем и даже привили какую-никакую грамотность. На Смоленщине я живу с двадцати лет. Переехав с Крайнего Севера, я быстро «осмоленился», стал делать журналистику и пить водку наравне с корифеями пера. Но даже это не сделало из меня писателя, потому что писатель должен иметь то, что он может передать своему читателю – жизненный опыт. Его я начал набирать в монастыре. В монастырях я провел в общей сложности восемь лет. Путь чернеца прошел через несколько обителей и в нескольких странах. Последние три года своего подвижнического пути я жил на знаменитой святой горе Афон – единственном месте на Земле, куда не ступает нога женщины. По иронии судьба такая нетолерантность сохранилась в Евросоюзе – Греции. После Афона я вернулся на Смоленщину. Обратно в монастырь мне уже не хотелось. И я вскоре написал свою первую книгу, которая неожиданно для меня самого стала достаточно популярной в православном сообществе. Книгу я писал легко. Просмотр фильмов Тарантино и дух нового времени с Интернетом и гаджетами соединился в моем сознании с православной монашеской традицией. В итоге древняя мудрость передавалась мною весело и поучения были совсем не занудными. Я почувствовал себя писателем в полной мере в 2008 году, когда в Манеже в Москве мне была вручена премия за эту книгу - «Украденные мощи». Формулировка премии гласила: «За лучшее художественное произведение 2008 года». Это был маленький, но триумф. Почему маленький? Да потому, что амбиции выросли сразу же. Писатель во мне ждал слишком долго, чтобы ограничиться этим, и одну за другой я стал выдавать на-гора четырнадцать книг. Я экспериментировал в разных жанрах. Писал сборники афонских рассказов, которые до сих пор являются самыми любимыми у моих читателей. По следам рассказов вышло четыре повести в том же «афонском» стиле. Последнюю повесть мои первые издатели уже не хотели издавать. Все потому, что я отказывался писать «про духовность» такую, как они ее понимали, а брался только за те темы, которые задевали за душу лично меня. Последняя повесть в этом стиле была про героинового наркомана – сына священника, который стал бандитом. Книгу издали ограниченным тиражом, но ее стали перепечатывать и отправлять по тюрьмам, потому что она кому-то помогала жить. И это для меня было высшей наградой. Потом у меня был проект написания книг в совершенно новом стиле – православного мистического детектива. Проект получился неудачным, хотя книги и оформление были шикарными. Писал я их под псевдонимом. Доходило до смешного, когда на одном и том же сайте, к примеру, книги, написанные под собственным моим именем, прославлялись как духовные и весьма полезные, но те, которые были написаны под псевдонимом, клеймились как тупые, грязные и вредные. Написал я и два криминальных детектива со звездой отечественной журналистики Аркадием Мамонтовым. Проект с крупнейшим российским издательством «Эксмо», для которого мы писали, был прекращен исключительно по моей инициативе, поскольку для коммерческого успеха книг издатели выводили на обложку только одну фамилию – Мамонтова, а я скромно указывался на внутренней стороне обложки как «автор литературной записи». Ни деньги, ни здравые коммерческие мотивы, ни посулы издавать меня в будущем самостоятельно не смогли заставить меня смириться с таким положением вещей. И я вошел в конфликт. Его зерно было изначально во мне и прорастало с годами, подпитываясь растущими писательскими амбициями и алкоголизмом. Я вошел в конфликт со всеми: с обществом, церковью, своими близкими. Этот конфликт сделал меня бесконечно одиноким и злым. … Есть такая интересная техника гештальт-терапии. Это как «горячий стул». Недавно, проходя реабилитацию, я сидел на таком стуле среди психотерапевтической группы. Тема, с которой я вышел на этот стул, была «Писатель и церковь». Высказывали довольно много мнений относительно моего конфликта с православным духовенством. Одно мнение мне особенно понравилось: - Мне, Стас, ты со своим конфликтом напомнил честного полицейского из фильмов. Вот все кругом продажные, а он честный, хотя ему и достается за это. Этакий брутальный полисмен, идущий против системы. Небритый одиночка, обычно с бутылкой в руках... Вот этот образ – «честный» полицейский с бутылкой - абсолютное попадание в десяточку. И вопрос: он пьет, потому что честный, или честный, потому что пьет? Если уж быть откровенным до конца, то, скорее, вернее второе - он «честный», потому что пьет. «Героическая» честность - такая интересная категория, что требует фона в виде лжецов. Такая честность всегда «вопреки», а не сама по себе. Возможно, есть кому-то польза от этого. Но в последнее время я стал сомневаться в этом. Ученые еще не изобрели точные приборы измерения пользы и вреда. А вот бутылка в руках «честного» полицейского - это однозначный вред. Забота о завтрашнем дне, где «дне» - от слова «дно», а не «день»… Я много пил, перебивался случайными заработками и путешествовал. Меня заносило то в Беларусь, то в горы Кавказа. Я словно бежал от этого общества, которое хотело вылепить меня по своему образу и подобию, чтобы я отражал его в своих книгах. Дном, от которого я оттолкнулся, стала для меня поездка на Донбасс. Какой же я герой, если не поеду защищать мирное русское население с оружием в руках? Я поехал туда в июне 2014-го, а вернулся домой к Новому году. Воевал за Луганскую народную республику. Действительно, видел кровь, пот и слезы. Видел смерть и боль. Сам ощущал боль. Стрелял по врагу и находился под обстрелами. Часто был близко от смерти. Участвовал в боях. Чувствовал, что не зря там нахожусь, что во всем этом есть смысл. Наш батальон «Русь», который базировался в поселке Краснодон, в конце августа пошел в контрнаступление. Конечной целью был город-спутник Луганска под красивым названием Счастье. Мы заняли село рядом со Счастьем, которое называется Веселая гора. Где-то в это время мне на фейсбук* написала девушка – уроженка этого города Счастье, которая резко осудила меня и мое пребывание там. «Иди домой, мудилко», - гласило ее сообщение. Через пару месяцев я уже был дома, на Смоленщине, поскольку не видел смысла в дальнейшем своем пребывании на Донбассе. Вскоре мне опять написала эта девушка. Какое-то время мы препирались и ругались в Интернете, а через пару месяцев она переехала из Москвы ко мне и стала моей женой. Таким образом я все-таки взял Счастье, пусть даже не город-спутник Луганска... Меня не издавали уже более трех лет, а тут снова переиздали мои «Афонские рассказы», объединив три сборника в один. У меня возникли новые планы, новые мечты. Я прошел реабилитацию и отказался от алкоголя. Получил новый социальный заказ на книгу. Я не скопил в этой жизни ничего, довольствовался малым, то враждуя, то примиряясь с действительностью. Но, несмотря на все это, мне сейчас хорошо, как никогда. Я работаю снова, получая удовольствие от каждого напечатанного мною слова, хоть и не знаю, что меня ожидает дальше. Я писатель и должен писать. Делай, что должно, и будь, что будет. Станислав СЕНЬКИН, Дорогобуж-Смоленск