Родные сестры не общались 40 лет из-за порванной тетради
Наде было 19 – уже студентка, Любе – 18, только собиралась поступать. В тот день сестрички сидели в своей комнате дома, болтая о том, о сем, когда Надя случайно наткнулась на обычную школьную тетрадку, которой раньше не замечала.
Раскрыла, пробежалась глазами – стихи, написанные шариковой ручкой. «Сестренка, да ты у нас поэтесса» - рассмеялась Надя. Заметив тетрадку в руках сестры, Люба потребовала отдать.
«Не-не, хочу почитать» - Надя тетрадь не отдала и принялась листать, читая вслух. Люба бросилась к сестре - здесь это и случилось. Пытаясь вырвать тетрадку, дернула и… часть ее осталась в руке Любы, другая часть – в руке Нади.
«Ты… страшная и на тебя сроду никто не посмотрит. Поэтому и завидуешь! А сама всегда будешь одна» - выпалила Люба. «А ты тихоня, которые умеет лишь сопливые стишки про чужих парней чирикать!» - отчеканила Надя.
В этот же день Надя переселилась в институтское общежитие. А Люба чуть погодя поступила в университет в другом городе. Все попытки родителей и общих друзей сестер примирить закончились провалом.
Шли годы. Надя получила диплом, пошла работать. Жила с родителями. Люба быстро вышла замуж – институт так и не закончила. Муж, дети, хозяйство – не до того стало.
К родителям Люба не приезжала – пришлось старикам самим ехать, на внуков хоть посмотреть. Звали с собой и Надю. «Много чести!» - ответила дочь.
И снова шли годы. Менялась страна, целые эпохи уходили в историю – а сестры по-прежнему не хотели даже слышать друг о друге. И ни счастливые эпизоды, ни горе не могли хоть на минутку заставить их забыть столетние девичьи обиды.
В один год умерли сначала отец, потом и мать. Люба на похороны приезжала, плакала у могил – но с сестрой не перекинулась и словом. Та тоже в ее сторону не смотрела – будто и не было ее.
Жили сестры по разному. «Тихоня» Люба была счастлива замуж, вырастила троих детей. У Нади с личной жизнью не сложилось – так и состарилась в одиночестве.
Тут бы попробовать породниться с сестрой, с племянниками, которых никогда не видела… Но нет, почему-то крепко сидела в голове та фраза: «Ты страшная… всегда будешь одна…».
В свои беды сестры тоже друг друга не пускали. У Любы внезапно умер муж – кажется, поплакаться бы на сестричкином плече… А потом тяжело заболела Надя. Положили в больницу – но врачи разводили руками.
Так и угасала почти шестидесятилетняя женщина в одиночестве на больничной койке – хотя телефон был под рукой, а домашний номер сестры она выучила наизусть. Сама не знала зачем. Может, на такой вот случай? Но… так и не позвонила.
Узнав о смерти сестры, Люба бросила все и приехала. У Нади никого не было – хоронить пришлось Любе. Уже после похорон, разбирая вещи в квартире, она наткнулась на пакет, который ей отдали в больнице. Кружка, ложка, зубная щетка… мелочи, без которых не обойтись в больничной палате.
Но что это? Люба достала из пакета книжку, дамский роман небольшого формата, а в ней листок вложенный. Закладка? Люба развернула сложенный вдове лист. И замерла. На нем было написано всего четыре слова: «Сестра, прости, если сможешь».
Даже перед смертью Надя не нашла в себе сил сказать это вслух. А бумага… она все стерпит. На бумаге можно все переписать заново – да и не один раз.
Жизнь только заново не перепишешь. А когда вдруг осознаешь это – что-то менять порой бывает слишком поздно…