Ленинград блокадный

Железная кровать на пружинах, скромная этажерка вместо шкафа, пара стульев и круглый стол, на котором красуются самодельный масляный светильник и спасительный паек – 125 граммов хлеба…

- Обстановка совсем как у нас в доме во время войны, - говорит Тамара Чернышова, рассматривая экспозицию Музея воинской славы во владимирском Доме офицеров.

Несмотря на свой почтенный возраст, Тамара Сергеевна всегда принимает приглашения на встречи со школьниками и рассказывает молодому поколению о том, что ей пришлось пережить в эти нелегкие годы. Накануне годовщины блокады она согласилась пообщаться с корреспондентом «Хронометра».

Старый альбом

- Родилась я в Ленинграде 21 февраля 1938 года. Нас с мамой эвакуировали в мае 42-го, и добрались до Коврова мы в августе. Точнее, добралась только я – мама умерла в поезде. Когда меня сняли с поезда я даже не плакала – сил не было, и походила на скелет, - вспоминает блокадница. – При мне был чемодан с кое-какими вещами и этом альбом.

Тамара Сергеевна достает увесистый фотоальбом в черном переплете. Заполнен он наполовину. С карточек смотрят веселые улыбающиеся люди – кого-то засняли во время отдыха, кто-то позировал специально. Многие фото датированы: 1936 год, 38 год, 39… Люди еще не знали, что совсем скоро придется столкнуться с ужасами войны.

- Я не знаю, кто на этих фотографиях, могу только догадываться. Например, эти мальчики похожи на моих братьев…

Только в зрелом возрасте через ленинградские архивы и центр розыска информации г. Москвы удалось узнать, что средний брат Тамары Сергеевны – Шорин Анатолий Сергеевич – умер 12 января 42-го года, когда мальчику только исполнилось 16 лет. О старшем брате неизвестно ничего.

Здесь нашлись некоторые сведения и о ее родителях. Согласно документам, отец девочки – Шорин Дмитрий Григорьевич – трудился на ткацкой фабрике, мать – Августина Александровна – на то время нигде не работала.

Через несколько дней после прибытия в Ковров четырехлетнюю Тому удочерила семья Черновых.

- О блокадной жизни в Ленинграде у меня не осталось воспоминаний – видимо, виной тому голод и страшные события этих дней. Помню только, как мама расчесывала мне волосы, а я упала в обморок – до того была слаба. Поэтому меня и в садик не взяли. Выжить, наверное, мне помог рыбий жир, которым меня мама каждый день отпаивала.

Еще в памяти у Тамары Сергеевны ковровское бомбоубежище: синий свет ламп, черные тарелки-радио, деревянные лавки и плечо матери, на котором девочка часто засыпала в ожидании отбоя воздушной тревоги…

А потом настала послевоенная жизнь. В 1949 году отца перевели во Владимир. Здесь Тамара Сергеевна окончила школу, поступила в пединститут на факультет русского языка и литературы, вышла замуж, родила сынишку и дочку. 38 лет Чернышова проработала в спецшколе-интернате для умственно-отсталых детей.

- Один раз мне все же удалось съездить в Ленинград - с экскурсией от профсоюза учителей. Тогда-то мама дала мой прежний адрес: улица Мытнинская, дом 11. Оказалось, что наша соседка умерла за несколько лет до моего приезда. Сейчас в нашей квартире живут чужие люди. Больше я туда не ездила.

А о прежней жизни напоминает лишь старый альбом.

Страницы военного детства

История Тамары Сергеевны вместе с сотней других вошла в сборник «Страницы блокадного детства», где из первых уст описаны судьбы юных ленинградцев, волей случая оказавшихся на территории Владимирской области.

У каждого из них своя боль, свой страх, свои воспоминания. Например, Азе Григорьевне Завьяловой было всего лишь три с половиной года, когда началась война.

«Я могла бы помнить это страшное время, но от голода я умирала, долго и мучительно выживала. Свою беспамятность объясняю тем, что память моя просто выболела», - вспоминала она.

Только из рассказов тетушки Марии Ивановны (ласково называли ее Марусей), которая спасла девочку от голодной смерти, удалось восстановить события тех лет.

Маруся рассказывала, как однажды стояла в очереди в булочной, и какой-то мужчина выхватил из ее рук карточку. Девушка уцепилась за его ремень и не отпускала. Так он ее и таскал по булочной, к счастью, услышав шум, вовремя подоспели милиционеры.

А вот еще один страшный случай из воспоминаний Марии Ивановны: как-то раз она, уйдя на работу, вернулась раньше и увидела, как соседка топориком делает отверстие в их двери. На вопрос «что ты делаешь», ответила: «Азу твою хочу съесть». Обезумевшую от голода женщину отправили в спецприемник.

Другая судьба, описанная в сборнике: Генриетта Ивановна Сидорова появилась на свет в северной столице в 1938 году. Своих родителей почти не помнит – отец погиб в начале войны, мама умерла от голода в мае 42-го.
Соседи нашли маленькую полуживую Гету рядом с телом матери и отправили в детдом. А через несколько месяцев сирот решили переправить на Большую землю через Ладожское озеро. Не все добрались до берега: фашисты начали бомбить баржи, и они, одна за другой, уходили под воду. В баржу, где находилась девочка, снаряд не попал. Но Генриетта навсегда запомнила этот день.

Описана в сборнике и история Розы Антоновны Толстовой. В июне 1941 она окончила девятый класс и радовалась, что вот-вот начнется взрослая жизнь. Однако начало этой жизни оказалось страшным и жестоким. В июле ввели продуктовые карточки, а в августе на Ленинград стали скидывать зажигательные бомбы. Но самые страшные месяцы – ноябрь и декабрь: продуктов уже нет, морозы под 40. Люди топили железные печурки всем, что могло гореть – в ход шла мебель, книги. Роза помнит, как одного за другим увозила на санках хоронить бабушку и дядю - единственных близких людей. Отец школьной подруги тогда помог не пропасть девушке. Он устроил ее работать в бухгалтерию, что дало возможность получать продуктовые карточки служащего. Но в начале месяца их украли, а это неминуемая голодная смерть. Тогда произошло почти что чудо – в райкоме карточки восстановили, правда, иждивенческие.

Но среди этого ужаса были и минуты радости – летом 42-го года дали талоны в баню. Там была горячая вода и маленький кусочек мыла. Все мылись в одном помещении – женщины в одном конце, мужчины – в другом. Внешне даже пол не различить – скелеты, обтянутые кожей. А осенью пустили трамваи. На ступеньку подняться не было сил – кто-нибудь с площадки подтягивал за воротник, потом уже вставали на колени, а затем только на ноги. Это вселяло надежду, казалось, что трудности вот-вот закончатся, надо лишь еще немного потерпеть.

И таких историй наберется не на одну книгу…страшную книгу…

Ксения БОБРОВА,
Владимирская область