«Лучше бы я их тогда обоих угробила»
К 50 годам у Марии было всё – муж, дети, работа, а потом судьба преподнесла ей суровое испытание.
ОТ АВТОРА: на днях я проводила в недальнюю дорогу – из Хабаровска до Уссурийска – свою случайную знакомую, назовем её Марией Ивановной. История ее злоключений впечатлила меня. Я решила её записать.
Примерно к полудню морозного февральского дня, когда я направлялась по своим делам, в самом центре пешеходной части Хабаровска ко мне неожиданно подошла пожилая женщина. Она не особенно отличалась от горожанок ее возраста: в дубленке, голова укрыта пуховой шалью. На вид лет 65.
– Не поможете? Я только что освободилась из лагеря, жить не на что. Даже хлеба купить не могу.
У меня наличных денег в кармане не было, только банковская карточка. Я предложила женщине зайти в ближайшую забегаловку, что находится в полуподвальном помещении на Запарина. Столовка эта пользуется популярностью у хабаровчан. Кормят там прилично, да и цены не кусаются.
Видимо, она действительно была голодна, потому что без лишних разговоров согласилась пообедать. Подчистую приговорила салат, картофельный суп и вареники с капустой. А потом, потягивая мелкими глотками горячий чай, произнесла вторую с нашей встречи фразу:
– Спасибо. Я молиться буду за твое здоровье.
Было видно, что выходить из теплого помещения ей не хотелось. И в этот момент я рискнула сказать, что работаю в газете.
– За еду, значит, покупаешь меня? – блеснула она на меня волчьим взглядом. – Кому моя история интересна? Да и заново все переживать не хочется.
Правда, когда я предложила несколько вариантов публикации, в том числе и с изменением ее имени, она вначале удивленно посмотрела мне в глаза, а потом миролюбиво кивнула головой:
– Ну, ладно. Я тебе адресок свой дам, подойдешь вечером, там и потолкуем. А сейчас что-то лень вспоминать. Ты мне купи лучше пару пирожков на ужин.
На том и расстались.
Смутные опасения, что тетка меня просто-напросто надула с адресом, почему-то не давали покоя до самого конца рабочего дня. Однако адрес оказался верным. И в назначенное время я уже стояла у двери одного из деревянных бараков, которых еще немало раскидано в нашем городе.
На стук дверь открылась почти сразу. Недавняя знакомая встретила меня все в той же зимней одежде, разве что дубленка была накинута на плечи.
– Не раздеваюсь вот, холодно здесь, – сказала она. – Отопление отключено за неуплату, так что наша горница с Богом не спорится: на улице тепло и у нас тоже, – хмуро пошутила она.
Жилище – комнатушка метров 6 на 6, была чисто вымыта. Правда, уютной не выглядела из-за инея по углам и заткнутого тряпьем, но спрятанного под дешевенькими занавесками небольшого окна. Мебели было немного: журнальный столик с одноконфорочной электроплиткой, старенький венский стул и одноместная кровать, на которой кулем лежало нечто бесформенное, укрытое потертым покрывалом.
– Вот люди добрые приютили ненадолго, денег не взяли. И на том спасибо, – сказала Мария Ивановна, а уловив мой взгляд в сторону кровати, добавила: – Придется тебе здесь с краешку сидеть.
– Здесь так холодно, как же вы спите? – поразилась я.
– Да вот, друзья появились у меня в поезде, – скрывая усмешку, проговорила она. – Я в плацкартном ехала сюда из-под Новгорода, со спортсменами пятеро суток. Они-то мне на прощание и подарили спальный мешок, на случай, если ночевать на улице придется. Видишь, пригодился.
Молча, не глядя на меня, она разворачивает пакеты с едой, ставит чайник на плитку. Ждем, пока вода закипит.
– Не терпится узнать, как я в лагерь загремела, – буднично и как-то тускло произносит она.
Приняв мой кивок за знак согласия, женщина начинает свой рассказ.
Мария как бы переносится в то время, когда ярлыка убийцы она к себе еще не примеряла.
– У меня всё было – семья, дети, работа. Жила в Благовещенске. Муж на машине грузы возил, я в ателье платья бабам шила, по хозяйству управлялась... У нас свой дом был. Мужик мой – ты как хочешь его называй, неживой он уже, хотя был на три года моложе меня... В 2008 году, 20 июня, мне 50 лет исполнилось. Юбилей решили справить. Тут-то все и вылезло.
За праздничным столом, когда гости уже были изрядно под хмельком, а муж вышел, как она думала, покурить во двор, к ней подсела соседка Варька, известная сплетница и сводница.
– Ну, и говорит она мне буквально так: «Марья, счас я тебе подарочек поднесу, у баньки вашей валялся, ты уж поди, погляди, может, еще чего там найдешь». А потом кинула прямо на стол кружевной лифчик, – невесело вспоминает моя собеседница.
Мария вначале опешила от такого «подарка». А потом всё поняла... Выскочила из-за стола, побежала к баньке. Дверь оказалась незапертой, а за ней, на полке, – в чем мать родила хохотали ее муж и молодая бабенка из соседней пятиэтажки.
Они не испугались, но на лицах читалась растерянность.
– Первой пришла в себя молодуха, – продолжает свой рассказа Мария Ивановна. – Говорит мне: «Всё, тетя Маша, ты свое отжила, теперь моя очередь. Ко мне Николай переходит. А деньги, что я у тебя занимала (40 тысяч рублей), так со мной и останутся, ты ж их у мужа брала. Значит, наши эти денежки теперь, правда, Коля?» А тот молчит, торопливо одевается... Лучше бы я их тогда обоих угробила. Но нет, она дождалась, когда с шуточками и прибаутками «молодежь» вышла из баньки. Причем соперница на выходе так вильнула бедрами, что если бы не лавка, лежать бы обманутой жене на полу.
Муж в дом ночевать не пришел. Гости, увидев неладное, разошлись. А утром, встретив на узенькой улочке бабенку, что мужа увела, Мария изо всей силы толкнула ее в спину. Разлучница даже не охнула, напоровшись грудью на оставленные детские грабли, потеряла сознание. Через две недели молодая женщина скончалась от заражения крови. А после похорон муж вернулся домой. Еще через день за Марией приехал, как она сказала, «воронок».
С семьей она виделась только на суде. 30-летняя дочь не сводила с нее заплаканных глаз. Сын, которого по этому случаю отпустили из армии в краткосрочный отпуск, держался около отца. А он глаз не поднимал вообще и в ее сторону не глядел. Суд был закрытым, но свидетелей ее позора и унижения было достаточно. Прокурор просил максимального срока наказания – как за умышленное убийство. Судья оказался, по словам Марии, добрее. Дал ей 9 лет колонии.
Было видно, что от этих воспоминаний моя собеседница чувствовала себя не очень комфортно. Она сжимала и разжимала пальцы, зябко куталась в платок, беспрестанно передвигала единственную на столе тортницу-тарелку, по всей видимости заменявшую ей всю посуду.
И тут я решаюсь на бестактный вопрос.
– Мария Ивановна, а можно ли было избежать такой развязки. Ну и бес с ним, отпустили бы его на все четыре стороны. Наверняка он бы потом вернулся обратно... Вы же больше тридцати лет с ним прожили. Не даром же эти годы прошли. И грех на душу бы не взяли.
– Ты знаешь, – как-то устало и обреченно, тщательно выговаривая каждую букву, произносит она. – Я ведь и в СИЗО, и на суде все думала, а стоил ли этот кобель беды, в какую я попала. И дуру ту, что повелась на него, жалко было.
Как бы в дополнение к этой истории Мария Ивановна рассказала, что долгое время вынашивала мысль о том, чтобы вслед за соперницей на тот свет отправиться, как только в окажется в лагере.
И однажды подвернулся случай. Работала она тогда на кухне.
– Там у нас большие плиты электрические стоят. На них баки с водой. И задумала я на себя бак опрокинуть с кипятком. Чтоб уж побольше мучений за злодейство свое получить. Но, видимо, Бог меня уберег...Что уж там произошло, но на месте кипятка оказалась бадья с ледяной водой, которуя я на себя вылила...
– А что вы собираетесь дальше делать? Так и будете в этой комнатенке вековать?
– Везучая я, видно. Хозяйка комнаты, где я сейчас приткнулась, моя знакомая давняя, на днях приходила с сотовым телефоном. Мне удалось с дочкой поговорить. Ну, расплакалась, рассказала ей, где я сейчас... Она в Уссурийске живет. Хоть, чувствую, и без особой радости, но пригласила меня к себе. А уж там как карта ляжет.
Когда я уходила из этого холодного пристанища, незаметно для Марии Ивановны положила под тарелку деньги. Она деликатно сделала вид, что не заметила.
Леонида АДИНОВА,
г. Хабаровск
