Я, деревенская, влюбилась в городского очкарика. Ему было никуда не деться

К нам в деревню каждое лето привозили, а, точнее сказать, «ссылали» мальчика из города. Большую часть времени он просто сидел на веранде дома своей бабушки и читал книжки. Бледный, тощий, в очках – он не вызывал у местных ребят желания позвать его играть вместе. Он сам тоже присоединяться к компании деревенских детей не хотел, никто не видел его ныряющим с тарзанки в старый пруд или объедающим малину в чужом саду.

Родители привозили его год за годом. Он взрослел, книги в его руках становились всё толще, а нежелание общаться с другими детьми – всё сильнее. И если в девять лет я считала его просто чудиком, то к тринадцати начала понимать и сочувствовать. Я тоже порой стала ощущать себя лишней, когда невинные детские забавы превратились в желание подражать ребятам постарше, когда парни из соседней деревни могли принести украденную у родителей выпивку, когда девочки вместо того, чтобы соревноваться, кто выше залезет на яблоню, стали без конца говорить о том, с кем из старшеклассников хотели бы встречаться.

Может быть, это нормально, и не мои друзья слишком быстро хотели стать взрослыми, а я оставалась незрелой. Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Но тогда мне было просто не с кем это обсудить – родители всегда заняты хозяйством, сестра вовсе уехала учиться и не стремится обратно в родные края. Поэтому я решила сдружиться с тем, кто тоже отличался от всех остальных – со странным городским мальчиком. Я подходила к нему осторожно, как к готовой упорхнуть обратно в глубину дома птичке, заводила ничего не значащие разговоры… И очень быстро они превратились в самое моё интересное летнее развлечение.

Мальчик сначала не особо охотно отвечал, думая, что я пришла дразнить его. Но как только понял, что я действительно хочу просто поболтать – стал рассказывать без устали обо всём на свете. О книгах, которые прочитал, о фильмах, которые посмотрел, о том, как к ним в гимназию приезжали иностранцы по обмену, и как он однажды месяц пролежал в больнице, потеряв на морозе шапку. Его бабушка стала приглашать меня в гости, заваривала нам чай со смородиновыми листьями, угощала печеньем – кажется, она больше всех была рада, что у внука наконец появился здесь друг.

На следующий год «городской» опять приехал, и я ждала его с нетерпением, мы даже письма друг другу слали. Опять болтали, пили чай, я уговаривала его пойти искупаться в речке, а он мне настойчиво совал свои любимые книги. Два месяца вместе, и потом опять письма, редкие звонки… Но, как оказалось, это был его последний приезд сюда. Родители стали наконец считаться с его мнением, а он всё же не хотел торчать все каникулы в глуши.

Мы какое-то время ещё поддерживали связь, но не долго. В юности всё быстротечно, всё легко теряется и забывается. Однако что у меня точно осталось от этой дружбы – так это тяга к чтению и новым знаниям. Я стала больше учиться, выбилась в отличницы нашей маленькой школы, что было несложно, а потом успешно сдала экзамены в университет – и вот это было куда сложнее. Но я справилась, даже не зная, что моей наградой будет… Встреча со старым другом!

Он был на другом факультете, но мы пересеклись случайно, и я не могла не узнать это бледное лицо, эти внимательные глаза за неизменными стёклами очков. Я не держала на него никакой обиды, я искренне была рада встрече.

В общем, поженились мы спустя три года. Летом, у меня в деревне, с ломящимися от еды столами во дворе, под лихую игру на баяне дедули из соседнего дома. Его родители пытались настоять на скромной и элегантной церемонии, но куда уж городской интеллигенции до напора девчонки, которая раков голыми руками ловила. Муж мой, конечно, умник, я с ним в научных вопросах никогда спорить не стану, но когда дело касается простой жизни – разберусь сама, пока он мнётся и стесняется.