«Я без мужика себя и детей сберегла, во время голода – все вынесла»
«В 1941 году бабуля жила в Новгороде и ждала второго ребенка. Она родилась в 1912 году и детство ей выпало нелегкое: отец рано умер – его убило в лесу поваленным деревом. На прабабушке осталось 6 детей, которых надо было чем-то кормить в нищей деревне. Так что 8-летнюю Таню отправили сперва к тетке в Питер, а в 10 лет отдали на хутор к латышской семье, нянчиться с детьми. Латыши хорошо относились к прислуге-няньке: кормили, одевали и обували. Когда бабуля приезжала домой к маме 15-летней девочкой, подружки завидовали ей: хороша была в своих нарядах. – А я плакала: они хоть все были в обносках, зато жили с семьей, с мамами дома, я же всю юность – по чужим людям. Не с кем поговорить, – рассказывала бабуля. Когда дети у латышей выросли, бабушка уехала в Новгород, стала жить самостоятельно, пошла работать. Вышла замуж за парня-сироту, балагура буйного нрава – Левку. В 1935 году родила от него дочку. Да только не сложилась жизнь с Левкой: в коммунальной квартире, где жила бабушка, ее дочурка-Галя и Левка, мужчина с кем-то поссорился и подрался, его сдали в милицию. Потом был суд и заключение, так и сгинул Левка. Осталась бабуля одна с малышкой. Тогда о Тане позаботились старшие подруги. Была у нее приятельница – Мария Павловна, работала она на телеграфе вместе с бабушкой. Она и сказала, что тебе одной мыкаться, тебе нужен мужчина рядом, который поможет, а у меня есть отличный парень – Миша: водитель, работящий, не пьет и не курит. Бабуля понравилась «жениху»: статная, коса у нее была с локоть толщиной, улыбчивая, острая на язык, умная. Только бабуле он не глянулся сначала. Позвал Миша ее в кино, а потом заболел, так бабуля попросила его билеты все равно отдать, мол, она с подружкой сходит, не пропадать же билетам? Миша потом ей долго припоминал те билеты. Но бабуля не собиралась с ним свою судьбу связывать, думала только в кино прогуляться.
Да только так получилось, что Михаил очень понравился маленькой дочурке бабушки – Галочке. Она к нему так и тянулась. Тогда и бабуля потеплела к своему ухажеру. Миша сделал Татьяне предложение пожениться, вопреки желаниям его родителей. Мама Михаила Агрипина – раскулаченная псковская крестьянка, была против, чтобы любимый сын женился на женщине с ребенком. Но ему скоро исполнялось 30 лет, так что он сам принимал решения. Молодые расписались, а в 1941 году бабуля узнала, что беременна. Война забрала деда на фронт, а 31 июля 1941 года у бабули родился сынок – Геша. – Глаза у него были огромные, чернущие и сам – темненький. Сколько из-за этих огромных черных глазищ я за годы войны страху натерпелась! – говорила мне бабушка. На Новгород двигались фашистские войска, друзья и знакомые бежали из города, куда глаза глядят. Таня сидела дома с дочкой шести лет и младенцем. – Я собиралась податься в Ленинград, думала, там спасу детей от голода. Но не успела уехать с близкими, поехала на попутках вглубь Новгородской области. Так случайность спасла меня от верной гибели в Ленинграде во время блокады, – говорила она. Тане досталась жизнь в оккупации и с партизанскими отрядами в лесу. Русскую женщину с двумя детьми немецкие солдаты пристально рассматривали: голубоглазую Галю с волосами цвета спелой пшеницы – не трогали, даже иногда подкармливали, а вот черноглазого Генушку рассматривали и тыкали в него пальцами. – Немцы были уверены, что я со своей смоляной косой и сын мой кареглазый – цыгане или евреи. Я прижимала к себе детей в ужасе, что его и меня могут убить, но бог миловал, – признавалась бабуля. Ужас и страх потери сопровождал ее всю войну. Вести с фронта от мужа приходили редко. Миша был на войне, его кормили, у него был кров и врачи рядом. Она же металась по разрушенным и оккупированным деревням, в надежде найти работу для себя и еду для двух маленьких детей. Многого из того, что рассказывала моя старенькая бабуля, я не помню, только обрывки. Как однажды немецкий солдат в мороз отобрал у нее сапоги, она бежала по снегу и льду в портянках и плакала, потому что новой обуви негде было достать, а без обуви на работу не выйдешь – гибель. Навстречу шел офицер, который остановил ее, спросил, что случилось, она объяснила на том немецком, который освоили все жители оккупированных населенных пунктов, что сапоги отобрал солдат. Он привел в дом, где квартировали военные, попросил ее показать того, кто отобрал обувь, и велел ему вернуть сапоги. Так моя семья хранит в памяти случай, когда немецкий офицер оказался человеком. А однажды женщин и детей фашисты перегоняли из деревни в деревню, собираясь отправить их на работы в Прибалтику. Бабушка моя шла в этой толпе измученных гражданских людей, сын был на руках, а дочку она потеряла из виду. Заметалась, стала спрашивать, не видел ли кто ее девочку. Шедшая рядом с ней русская баба сказала: «Да брось ты их. Потерялась, и слава богу, одним ртом меньше». Бабуля металась от человека к человеку, но Галю отыскала. Сберегла и себя и детей. Дожила до освобождения, в 1944 году вернулась в Новгород. Она и стала той героиней, которая восстанавливала город. Когда вернулся Михаил после Великой Отечественной, а потом и Японской войны, Таня была уже зрелой, сильной женщиной, которая привыкла опираться на свои силы и знала, что справится с любой трудностью. Миша впервые увидел своего сына Гену, когда тому было уже 6 лет.
Перед ним оказалась семья, которая формально была его, но ни свою жену, ни своих детей он, получается, не знал. В 1947 году Таня поняла, что ждет третьего ребенка. Об этом драматичном моменте я узнала, только когда стала подростком. – Я была на шестом месяце беременности, а Миша сказал, знаешь, во время войны я был в Прибалтике и у меня в Риге – любимая женщина. И тогда я произнесла: ты – свободен. Ни секунды не буду тебя держать. Я без мужика себя и двоих своих детей сберегла, во время бомбежек и голода, в холоде, когда рядом фашисты – все вынесла. А уж в мирное время с тремя точно справлюсь. Миша остался, больше ни разу не заикался, что у него кто-то есть, – рассказывала мне бабуля. В июне 1947 года родилась моя мама. Дед назвал ее в честь своей жены и моей бабушки – Таня. Она стала его любимым ребенком, брал ее с собой во все командировки, очень ею гордился. Когда она выросла, дед сказал ей, что она изменила его жизнь и стала его смыслом. После того, как мама уехала из родительского дома, бабушка и дедушка развелись, смысл их совместной жизни исчез. Их дети выросли.
Мой дядя Гена стал художником, моя мама – врачом. Я не знала своего деда, не слышала его рассказов о войне, но по словам мамы, он никогда не был многословен. И про войну больше молчал. Мой герой – бабуля, и все наши бабушки, которые сберегли в этой страшной войне себя, смогли дать жизнь нашим родителям и стали нашими воспитателями и напитали нас памятью о том, что им пришлось пережить».
Светлана ОЙРА.
