«Я боюсь, что не смогу простить этому мальчику то, что он не мой сын»

«Я всегда очень гордилась своей семьей. Мой дом был самым ценным из того, что я имею в жизни, а муж и дочери самыми близкими и дорогими людьми на свете. Друзья, по-доброму подшучивая, частенько называли нас образцово-показательной ячейкой общества.

Мы всегда жили очень дружно. За 25 лет я не припомню ни одной по-настоящему серьезной ссоры. Бывали, конечно, размолвки, но они редко длились дольше нескольких часов. Ведь семья это, в первую очередь, место где тебя любят, понимают и поддерживают, твоя надежная гавань. Для нас обоих это всегда было самым важным и самым ценным. Мне так казалось.

Однажды вечером мы возвращались из супермаркета. Саша был как-то непривычно молчалив, но я списала это на усталость. Мы подъехали к дому, я уже собралась выходить, но муж попросил меня подождать.

– Надя, ты только, пожалуйста, сначала дослушай до конца. – Он нажал на центральный замок, блокируя все двери в машине. – Понимаешь, у меня есть сын.

Я была настолько ошарашена его словами, что даже не сразу поняла их смысл.

– У тебя сын? Чей сын?

– Мой, – повторил Саша. – Мой сын, Павлик. Ему четыре года.

Уже позже я поняла, зачем он запер машину – единственным желанием было убежать, заткнуть уши, забыть то, что я услышала. Это было нечестно, несправедливо и очень больно.

Саша всегда мечтал о сыне, я знала это, и очень хотела, чтобы его мечта исполнилась. Именно поэтому в свое время я решилась сначала на третьего, а потом и на четвертого ребенка. Однако, есть вещи, которые от нас не зависят. Судьба посылала мне только дочерей. И вот я узнаю, что у моего мужа есть сын от другой женщины!

Слава богу, он избавил меня от истории знакомства с матерью мальчика. Слушать, как любимый человек тебя предавал было бы совершенно невыносимо. Ведь очевидно, что ребенок появился на свет после того как супруг понял – больше я уже не смогу родить. Паше на тот момент было четыре, а Юле, нашей младшей дочери, пять.

А разговор этот Саша завел не просто так. Оказалось, что мама мальчика погибла чуть меньше года назад. Ехала с сыном на дачу, и на встречную полосу выскочил какой-то пьяный лихач. Женщину не спасли, а малыш был на заднем сидении в детском кресле, и словно судьба его хранила – ни царапинки. Ребенка забрали бабушка с дедушкой.

Я не помню, как тогда добралась домой и уснула, настолько была не в себе. А на следующий день я загремела в больницу с нервным срывом. Осознать, что тебе четыре года лгал человек, которого ты считала центром своей вселенной, оказалось слишком тяжело. Психика не выдержала.

Сашка метался между мной, девчонками и сыном. Таскал мне сумками фрукты и конфеты, осунулся, оброс, стал похож на дикаря с необитаемого острова. Дочери ничего не понимали, родители тоже, наша надежная гавань трещала по швам.

И я решила, что не сдамся. Слишком много для меня значила семья, чтобы вот так молча смотреть, как на моих глазах рушится то, что было самым важным столько лет.

Я поговорила с мужем, он поклялся мне, что никогда не переставал любить меня и девчонок, и что это было первое и последнее предательство в нашей жизни. Я поверила, потому что очень хотела ему поверить, и мы решили попробовать начать всё сначала. Только вот я не понимала тогда, насколько это будет непросто.

Довольно быстро мы уладили все формальности и забрали Пашу к себе. Его бабушка и дедушка не возражали: в их весьма преклонном возрасте уже трудно справляться с маленьким ребенком. Иногда они забирают внука на выходные или просто на прогулку. Еще они очень любят таскать его по всяким развивающим занятиям.

Старшие дочери приняли брата довольно спокойно и доброжелательно. Если честно, меня даже задело, как легко они простили отцу его поступок. А младшая так и вообще ничего не поняла. Ну, появился братик и появился, а откуда – неважно.

Я же ни на минуту не могу забыть что Павлик – чужой сын.

Мне очень тяжело видеть, как сильно он похож на отца, как он бежит встречать его вечером с работы, как забирается к нему на колени у телевизора.

Меня раздражает радость в глазах мужа, когда он подбрасывает сына в воздух, раздражает, как он радуется любым его успехам, раздражают мальчишечьи игрушки в доме.

Павлик зовет меня мамой. Его никто не учил, просто в какой-то момент он сам стал так меня называть. Возможно, лишь повторял за сестрами, а, может быть, ребенку необходимо было называть кого-то мамой? Он милый, добрый, открытый мальчик. И это невыносимо.

Я понимаю, что нет ни капли его вины в том, что натворили мы, взрослые. Он всего лишь маленький ребенок, нуждающийся в любви и поддержке, возможно, больше чем кто-либо. Только как пересилить свою горечь, обиду и ревность? Как простить этому мальчику то, что он не мой сын? Я понимаю, что несправедлива к нему и ненавижу себя за это, но ничего не могу с собой поделать.

Я улыбаюсь своим домашним и убеждаю себя, что все наладится, нужно только подождать. Я готовлю пирожки с сыром которые так любит Павлик и читаю ему на ночь волшебные сказки. Я называю его «мой сыночек» в надежде, что когда-нибудь и сама поверю в это.

Только бы у меня хватило сил всё это преодолеть.»

Надежда, Кемерово