«Чингачгук» понял, что с детства был влюблен в соседку Лену. Но теперь менять жизнь поздно

Дома наши деревянные рядом стояли, а когда в Кургане пятиэтажки начали строить, нас снесли и квартиры тоже рядом дали, в одном подъезде. Мы на четвертом этаже, они на первом. Это сейчас ее по отчеству зовут - не вспомню, как ее отца звали, потому отчества не скажу. Тогда была Ленка-пенка, я ее дразнил так. Она с моей сестренкой Олькой в одном классе училась, я старше их на 2 года.

Двор у нас большой был, больше всех в квартале. У нас деревянные домишки во дворе снесли, а потом долго ничего не строили, все пустырь был. И у нас во дворе со всех домов ребята собирались. В лапту играли, в «кондалы», в «ваше звание», в футбол. И еще в индейцев играли. Луки из веток делали, стрелы. Перья в волосы втыкали, в деревья ножики метали. Меня тогда Чингачгуком прозвали, так и остался по жизни Чингачгуком. Бешеный я был, если честно.

Мелочь эта под ногами путалась, а я все Ленке-пенке каверзы разные придумывал. «Секретики» их девчоночьи ломал, скамейку гудроном мазал, шнурки меж собой  связывал. Раз засунул ей за шиворот гусеницу противную, зеленую. Она там как зашевелится, а Ленка верещит, на одной ноге прыгает, ручонками трясет. А мы хохочем, смешно прыгает-то. Ревела потом, дулась на меня, не разговаривала. Но взрослым не ябедничала.

Жаловаться, по-честному, было за что. Я ей в школе фартук белый испортил – специально стержень резанул и в ручку обратно затолкал. Ручку я у нее взял на урок, вроде как у меня стержень кончился. Отдал, а она ручку в карман фартука положила. Стержень потек, конечно, и мать ее, тетя Надя, ругалась.

Еще мы в летний кинотеатр «Родина» в горсаду ходили. Там хорошо было, жалко, что нет этого кинотеатра теперь. Соберемся всем двором – и в кино, билет 10 копеек стоил. Пошли раз на «Вия». Панночка в гробу летает, Ленка охает.  Я ночью простынь белую нацепил и под ее окнами завывал ходил. Они с Олькой на следующий день в лагерь на вторую смену уехали, Ленка там две ночи уснуть не могла, так боялась. Олька потом нашей маме нажаловалась, ох и выпорол меня батя! Бати нет уже давно, и мамы тоже. И Оленьки тоже нет.

Я после 8-го класса пошел в ПТУ, в армии отслужил, на завод устроился. Лена и Оля десятилетку закончили, обе в педагогический поступили. Потом по распределению уехали, обе в разные деревни. Оля вернулась, как 3 года отработала, а Лена замуж вышла за милиционера. Так нас судьба развела. У меня прямо душу переворачивало, когда узнал, что эта пигалица замуж выскочила. И кто она мне, а на душе скребло. Женился. Все женятся, и мне пора. Сын родился, квартиру дали.

Компания у нас пьющая подобралась, шебутная. Я не подарок был. В общем, приревновал я жену по пьяни и мужика одного чуть навсегда калекой не сделал. Отсидел, с женой развелись. С тех пор на гулянки не хожу, не люблю я это дело. В деревню уехал, купил сначала халупу, теперь уже отстроился. Поросят держу, гусей, кроликов. Племянница, Олина дочка, ко мне с мужем и детьми летом часто приезжали. Теперь уехали в другой город, далеко. И квартиру продали, в которой мы жили много лет назад. Я им помогал собираться, вещи паковал, мебель к себе перевозил, кастрюли всякие.

Еще летом заметил женщину с внучкой, она в квартиру на первом этаже заходила. Лена! Симпатичная, в белой ветровке, стройная. Поздоровался, она тоже, но меня не узнала. Я ж старый стал, лысый, седой, седьмой десяток разменял.

Племянница рассказала, что их соседка уже много лет в этой квартире живет, мужа она у нее никакого не помнит, а дочку знает. А мне про нее ничего не говорили, потому что я не спрашивал, в город приезжал редко.

Лена, прости меня. Если ты это читаешь, прости. Я дурак старый, жизнь свою разбазарил, сейчас ее менять поздно. Уже не поменять ничего. Не ищи меня только, не надо. Разные мы совсем. Ты хорошая.

«Чингачгук»