Петербуржец Люля, несостоявшийся художник

С матерью и сестрой он жил в покосившемся одноэтажном домике на окраине Новгорода. Впрочем, таким их жилище выглядело не всегда. Когда был жив отец, всё в доме сверкало и выпячивалось как бы напоказ: добротные наличники, разукрашенные двери и даже деревянный петушок, казалось бы, навсегда обосновавшийся на крыше дома. Но отец умер, когда Люля только начал делать первые шаги. Сердце… Кто б мог подумать, что у такого здоровяка сердце откажет. Люля отца даже не помнил. После того, как тот скончался, и сам дом, и всё хозяйство стали приходить в упадок. Что могла, мать подкрашивала и подбеливала. Но на что способна женщина без мужчины-хозяина? Словом, когда Люля стал постарше, от былой ухоженности остались одни воспоминания.

Лет в 15 он, выросший без отца, с очень тихой и, как иногда говорил, «никакущей» матерью, бывало, стеснялся приводить в дом своих друзей, особенно девочек.

После школы Люля, с детства увлекавшийся рисованием, попытался поступить в художественный институт в Питере. И специальность сдал на твёрдую «хорошо». Но по общеобразовательным – не добрал. Рассказывал: когда, мол, стало ясно, что не проходит по конкурсу, к нему подошёл старичок-художник из комиссии и по плечу похлопал: «Не отчаивайся! Поступишь ещё! Ты ведь в провинции учился, да? А эти (он показал на группу явно поступивших Люлиных сотоварищей) – столичные все. Репетиторы их тянули! Не бросай кисть! Через год снова приезжай…».

* * *

Но стукнуло 18. И хоть рассчитывал парень на то, что мать – одинокая, а сестра – несовершеннолетняя, и это – зачтётся, отсрочку от армии получить не удалось. Люлю «забрили».

Плакала мать. Жалели учителя. А Люля держался отрешённо и чуть высокомерно. На прощание только слегка махнул рукой матери. Таким и запомнился.

В определённом смысле ему повезло. Служить отправили не на Камчатку, не в Якутию. Под Питер.

После армии Люля приехал в родные места не сразу. Не насовсем. И не один. Вместе с ним прибыла Елена: молоденькая девушка с пепельными прядями.

Всё было строго: ни тебе объятий, ни слёз радости от встречи. Девушка лишь бегло поздоровалась и юркнула вслед за Люлей в дом, словно зашли по пути и всего лишь на минутку.

Да так оно и получилось. В тот же вечер Люля объявил матери, что они в отцовском доме переночуют, а завтра вечером обратно – в Питер. И ещё добавил, что они с Леной уже подали заявление в ЗАГС. Жить, конечно, он будет теперь не в Новгороде, а в северной столице.

Мать снова принялась было плакать – уже не от радости встречи. Но сын прервал: а вот этого, мол, совсем не надо… Мать послушалась. Вытерла слёзы. Но всю ночь не могла уснуть. Утром принялась заводить стряпню. Но Люля совсем не обрадовался её пирогам.

– Мам, – спросил, – а у вас пиццу заказать можно?

Женщина пожала плечами: она и правда этого не знала. Нашлась младшая сестра Люли – Марина. Взяла ручку, написала на бумажке несколько цифр и отдала брату:

– Звони!

Он воспользовался номером. И уже скоро лопал привезённую по заказу пиццу. Вместе с невестой… А потом на целый день они из дома ушли: Лене всё-таки было интересно посмотреть на красоты Новгорода.

Вернулись за полчаса до отправления электрички в Питер. На прощание Люля бросил матери:

– Не провожай нас, мы – на такси…

Дверь закрылась. А на глаза матери вновь навернулись слёзы.

* * *

Спустя некоторое время она, наконец, получила более-менее вразумительное письмо – бумажное, не «эсэмэсное». Саша писал, что они с Леной уже поженились: никого на свадьбу не приглашали, потому что и не было её – зачем тратить безумные деньги? Добавлял, что всё у них в порядке. Более того, молодые ждут ребёнка. Живут у родителей жены.

О поступлении в институт Саша больше не вспоминал.

Мать читала и перечитывала. Всё-таки не забывает уж совсем-то. Что-то в письме не нравилось, но она загоняла это «что-то» всё глубже и глубже, оставляя, как считала, главное.

Пришла дочь. Мать дала прочитать письмо и ей. Маришка пробежала текст глазами, хмыкнула лишь:

– А тебя ведь не зовёт в гости! Ну, народ…

Но, увидев, что мать вот-вот снова разрыдается, добавила:

– Мамочка, успокойся! Если б меня и позвали, я б тоже не поехала!

* * *

Около трёх лет Люля в Новгород не приезжал. За это время в жизни матери произошло одно большое событие. Её дом, всё более ветшавший, попал в зону туристической застройки. И если соседи искренне грустили, не желая переезжать в стандартные многоэтажки, она о доме нисколько не жалела. Квартиру получили двухкомнатную, просторную. Им втроём места вполне хватало. Почему втроём? У Маришки родилась дочка. Но и здесь, кстати, не всё по добру. Когда малышке ещё и года не исполнилось, Маришка с мужем разошлась – будто и не было его.

О том, что получили новую квартиру, мать, конечно же, написала и сыну. Приезжай, мол, родной, любимый, хоть на новоселье!

И он приехал. Но не на новоселье, а спустя полгода. Ближе к вечеру во двор новостроек влетел шустренький микроавтобус, разрисованный какими-то картинками, расписанный какими-то словечками, а на двери водителя – подмигивающий слонёнок.

Автобус остановился, и из него вышел водитель: молодой парень в бейсболке и очках. Вечно сидящие на лавочках бабушки переглянулись: к кому бы это?

Мужчина подошёл к одному подъезду, посмотрел номера квартир, к другому… И нырнул внутрь. Поднялся на второй этаж, позвонил.

…Радости не было предела. Мать плакала, смеялась и как повисла на шее Люли, так и не собиралась спускаться на землю. И даже суровая Маришка растрогалась – брат ведь!

Люля изменился. Они хорошо помнили прошлый его приезд – слова не вытянешь. Сейчас Люля был другим: оказывается, он не разучился шутить, смеяться, балагурить. Мать откровенно любовался сыном и всё гадала: откуда в нём эта стать, эта осанка – ведь тюфяком в детстве был!

В тот же вечер она насела с вопросами. Что да как?

Но Люля тут же осадил:

– Развёлся месяц назад. Зарабатываю – картинами. Но, мама, о серьёзном потом, ладно?

Он выключил ночник, и спустя какую-то секунду мать услышала, что сын уже посапывает – совсем как в детстве.

На следующее утро Люля отправился к своему школьному другу Владику. Был он подтянут и респектабелен. На коне, словом. Хотя друг жил всего в двух кварталах, к нему Люля не пошёл, а поехал – на своём микроавтобусе. Чтобы, знаете ли, с шиком этак…

Александр ждал у двери друга недолго. Она скрипнула, отворилась…

– Люля? Люля… Люля!!!

После приличествующих случаю удивления, объятий, рукопожатий Александр перешёл «к серьёзному», к делу то есть.

Оно, оказалось, в следующем: уже долгое время Люля, никогда не забывавший, что по призванию он – художник, вынашивал план открытия в Питере собственной арт-галереи. Но была одна серьёзная проблема. Начальный капитал. У Люли в данный момент не было ничего. Даже микроавтобус – не его, а по доверенности. Александр очень надеялся на то, что у кого-нибудь из бывших одноклассников, преуспевших в бизнесе, наберётся сумма, которой бы он под процент мог пожертвовать на некоторое время.

У Владика, на которого Александр рассчитывал больше всего, такой суммы не было. Сходили к одному приятелю, к другому… Облом: никто на слово субсидировать не соглашался.

Обидно было так легко прощаться со столь блистательным планом.

– Ладно, Владик, поговорю ещё с матерью, – решил, наконец, Люля.

Владик даже присвистнул:

– Да ты что, откуда у неё столько?

* * *

Откуда? Об этом Люля подумал ещё в Питере. Он подождал пару дней, будучи при том образцовым сыном, и на третий вызвал мать на откровенный разговор: рассказал ей о своём бизнес-плане, об арт-галерее, куда будет стекаться весь питерский бомонд, гарантировал, что в самое ближайшее время его, её и Маришку с дочкой ждёт долгожданная, воистину райская жизнь… А мать сидела, моргала глазами, не всё, правда, понимала, но верила.

Потом спросила:

– Деньги, сынок?

Люля утвердительно кивнул головой. И объяснил, что, по его мнению, следует сделать. Прежде всего нужно идти к людям, действительно, имущим. Рассказать им об идее, попросить в долг под проценты. Гарантия? А гарантия, мама милая, вот эта самая квартира. Если к определённому сроку не сможем расплатиться, квартира, как бы сказали раньше, уйдёт с молотка.

– Но, сынок… - начала было мать.

– В лепёшку расшибусь, но сделаю!

На другой день пошли к потенциальным кредиторам. На третий – к нотариусу. На четвёртый Люля с деньгами уехал в Питер на своём весёленьком микроавтобусе.

И… пропал. Снова в течение месяца от него не было известий. На телефонные звонки Люля не отвечал. Мать перепугалась по-настоящему. Пошла к другу сына – Владику. Рассказала обо всём. Тот решил ехать в Питер, чтобы разобраться, в чём дело: адрес друга у него, благо, был.

* * *

Вернулся Владик уже на другой день – с Люлей, в котором трудно было узнать того, который был лощён и холён, блистал своими бизнес-проектами.

Возле дома матери Владик остановил машину. Но Люля, явно ещё не протрезвевший, наотрез отказывался идти в дом.

Владик позвонил его матери. Та вышла, увидела сына.

– Господи! – воскликнула.

Пока тот оставался в салоне, Владик подошёл к женщине. Сказал, что в Питере застал его дома – вдрызг пьяного. Вначале он пытался куражиться и даже отвёл в какой-то подвал. Заявил: вот здесь будет арт-галерея, снял он, мол, это помещение! А дальше что? Дальше, клялся Люля, здесь будут наводить порядок. Кто? Люля глумливо пожимал плечами.

Потом они сели обратно в машину Владика. По дороге Люля заснул. Друг решил, что самым правильным, пользуясь случаем, будет везти его обратно – в Новгород.

Вот и привёз. Со слов Владика, когда Люля очнулся на подъезде к родному городу, не очень-то и возмущался.

После этого рассказа Владик подошёл к дверце и предложил Люле выйти и отправиться к матери. Тот, словно в истерике, замотал головой: «Нет! Нет! Я не могу! Я виноват!».

Владик предложил: коль так, может быть, лучше он переночует у него? А потом протрезвеет – вернётся.

Женщина кивнула головой: не звонить же в скорую психиатрическую помощь!

Когда доехали до дома Владика, Люля был снова куражлив. Расхохотавшись на кухне, объявил: коль судьба так неожиданно занесла его на родину, то, наверное, пора… к женщинам?

Владик урезонивал: «Ну, какие тебе женщины? Ты хоть о материнской квартире помнишь? В залоге она! Не дай Бог, лишишь родных жилья!».

Потом хозяин квартиры на минуту отлучился в комнату. А когда вернулся на кухню, друга не увидел. Удрал он! Куда? К матери? Или… к женщинам?

О бегстве Люли матери решил не сообщать.

Люля к Владику больше не вернулся. Но на следующее утро к нему пришла добрая девушка по имени Маша. Спросила: знает ли он Александра из Питера?

Владик сразу понял, о ком идёт речь. Кивнул головой.

Тогда девушка протянула ему ключи от машины, сказала: Александр, мол, просил передать. «Что-о-о?». Девушка удивилась такой реакции. Сказала: «Вы же сами ему ключи дали, чтобы воспользовался вашей машиной? Но он был выпивши и пошёл пешком».

Владик расхохотался. Значит, пока он отлучался в большую комнату, друг просто спёр ключи? Хорошо хоть, за руль сесть не решился! А сам он настолько был утомлён вечером, что и не хватился пропажи!

Возвращённые ключи – уже хорошо! Потом девушка добавила, что Александр первой электричкой уехал обратно в Питер.

Владик попросил подробности знакомства.

Как выяснилось, накануне Люля рванул искать приключений в новгородских кабаках. Поскольку не вполне твёрдо стоял на ногах, завалился в сравнительно неглубокий котлован.

Проходившая мимо сердобольная девушка Маша решила помочь – протянула руку.

Люля выполз. Выглядел совершенно беспомощным, потому девушка решила взять его к себе домой (прямо как котёнка). Живёт она одна.

Оказавшись в чужой комнате, Люля первым делом сбросил с себя всё – вообще всё. Маша решила, что Алекс (так он представился) очень хочет принять ванну, выстирать всё… Нет, Алекс хотел иного…

– Понимаете, – рассказывала Маша Владику, – он мне признался, что никого у него нет, он так одинок. И его все обманывают…

Владик смотрел в наивные голубые глаза. Очень не хотелось разрушать сказку и рассказывать, что, по-видимому, каким был он в детстве – Люлей, существом ленивым и безответственным, таким и остался. Но кое о чём рассказать всё же пришлось. В первую очередь, для того, чтобы девушка десять раз подумала, стоит ли продолжать столь неожиданно начавшиеся отношения.

– Владислав, – Маша, похоже, всё ещё хваталась за соломинку, – а он мне кольцо подарил. Серебряное.

Владик посмотрел на украшение. В самом деле – серебряное.

– А он правда так одинок? – спросила ещё девушка. – Ни отца, ни матери в Новгороде не осталось, только память?

Тут Владик вдруг почувствовал, что смеяться вообще не над чем.

– Маша, – раздельно проговорил он, – в этом городе у него мать и сестра. И они только что ради этого Алекса заложили свою квартиру. И что с ними будет – одному Люле известно.

Впрочем, подумалось, и ему, наверное, ничего не известно.

* * *

Когда невесть откуда взявшаяся Маша наконец ушла, Владик завёл чудом вернувшимися ключами машину и поехал к матери Люли. В подробности вдаваться не стал, сказал только, что Александр пришёл в чувство и первой электричкой уехал к своему детищу – арт-галерее – в Питер. Мать радовалась хотя бы тому, что сын нашёлся.

Владик ничего не стал говорить ей о своих предчувствиях. Но вызвал на улицу Марину. Кое-что ей рассказал. Во всяком случае, о том, какие «задвиги» бывают у братца.

– Думаешь, ничего у него не получится с галереей? – спросила девушка.

Владик пожал плечами.

– А как же мы? – и вдруг добавила с какой-то юношеской наивностью. – Он мне ещё кольцо обещал подарить… Серебряное. Штучной работы.

«Ну-ну!», – подумал Владик, сразу поняв, о каком кольце идёт речь. Но на этот раз ничего говорить не стал.

* * *

С тех пор прошло чуть больше полугода. Как Владик не крутился, оттянуть продажу квартиры так и не удалось. У матери Люли было предынфарктное состояние. Но что ж поделаешь? Деньги – занимала. Договор у нотариуса – подписала. К счастью, за квартиру удалось выручить приличную по нашим временам сумму. После возврата долга часть денег осталась. Владик считает, что на них можно попробовать коммуналку купить – не самую лучшую, но всё-таки…

Люля же с тех пор ни разу не позвонил ни матери, ни сестре. И где его искать – Бог знает. Может быть, на Невском – с мольбертом. А может, в какой-нибудь из питерских пивнушек…

За это время Люля только один раз связался с Владиком, спросил: «Ну, как они?» – имея в виду мать и сестру. «Живы», – ответил друг. Больше говорить было не о чем.

Алексей КОРЯКОВ,
Великий Новгород