Я долго не понимал, что Вовка нашел в Любе. А потом сам влюбился без памяти

Сижу на берегу зарастающего тиной и камышом лесного водоёма. Я вновь наедине с этой уютной озёрной запрудой и вновь я пленник памяти. Друзья детства. Нас было пятеро. Жили недалеко друг от друга. Виделись почти ежедневно. Песочница одна. В недалёком овраге ручей да глина, можно лепить и танки, и самолёты.

  Позже в одну школу пошли. Правда, Вовка раньше пошел он старше нас на год. Там, за дворами, у колхозной мастерской брёвна, и каждый вечер мы на них до маминого голоса: «Серёжа, домой! Витя, домой!». О чём вели разговор? Да обо всём и сразу: о жизни, о звёздах, о парусах. А дома, конечно, мамина трёпка за испачканные глиной или древесным клеем штаны. Много позже понял – дружба зарождается с детства и навсегда. Потом, с годами, приобретаются товарищи, кореша, братаны, земели, сотрудники, собутыльники.

  Я о моих друзьях знаю всё: что они только что ели, когда они говорят правду, когда лукавят, когда фантазируют, когда пытаются меня надуть. У них можно выпросить буквально всё, уговорить пойти со мной, по моим каким-то делам, хоть на край света. Я им прощаю всё и никогда не задумываюсь, почему прощаю – оно как-то само собой. Так же и они прощают всё мне, просто так. Редко такое встретишь во взрослости.

  Нам без малого пятнадцать. Брёвна там же, но другие. И беседы повзрослели. И вдруг, да в общем-то и не вдруг, мы стали замечать, что Вовка, это который старше на год, как-то отвлекается от темы, уводит её куда-то в сторону, отвечает невпопад, смотрит задумчиво в никуда. Где-то через неделю или две выясняем – Вовка влюбился! Следующий вопрос не ребром, а румбой, в кого?! Тут-два три квартала вокруг, девчушек тьма. Ну а в кого там влюбляться, терять рассудок и аппетит – смешно.

  Нет, мы все были влюблены, кто в Брижит Бардо, кто в Джину Лоллобриджиду, кто сразу в Софи Лорен и Любовь Орлову. Но чтобы почти враз стать пришибленным – это было для нас в диковинку. Необходимо и неотлагательно было узнать, кто эта зараза? Вовка тщательно её скрывает. Каково же было наше изумление, когда этой заразой оказалась конопушная Любка.

  Вон там, через дорогу в землянке жила их многочисленная семья. Я там у них бывал, света мало, но тепло и чисто. Учились мы в одной школе-семилетке. Вот Любка идёт в школу, я, вроде, случайно догоняю. Беседуем о домашних заданиях, об училке, о книге с пиратами. Украдкой поглядываю. Господи, ну балбес же Вовка, она же выдра выдрой. Вроде шнурок развязался. Завязываю, смотрю ей вслед. А там ещё хуже. Ясно, Вовка дурень подслеповатый. Потом они перешли в десятилетку. Я с Серёгой – в автодорожный техникум. Знаю точно, что Вовчик ещё очень долго-долго страдал по Любке, да только она нет. Потом её семья переселилась из землянки в другой конец города и потерялась.

   Прошло восемь лет. Я после службы в армии работаю на мебельной фабрике. Мой цех опрятен, чист. В цеху детали и узлы не терпят суеты. Мужиков мало. Девчат и женщин разных возрастов с избытком. Тружусь в цехе уже с полгода, а взгляд скользит по цеху без мыслей и предчувствий. И вдруг... Ну надо же это «вдруг». Ничего не предвещало ни ненастье, ни ушибы. Не вдруг я за собой замечаю, что я всё чаще и чаще спотыкаюсь взглядом об одну и ту же дивчину.

  Танцы в нашем городке. Духачи старательно фальшивят над «Брызгами шампанского» и «Рио-ритой». Несколько раз неудачно, но всё же приглашаю эту самую девушку из нашего цеха на танец, потом ещё и ещё. Хамею или смелею и прошу разрешения на все танцы до конца вечера и провести её до дома.

  Оказалось, это уже выяснилось позже, что она специально приехала из другого района города, чтобы встретиться со мной. Подруги адрес подсказали. Не сразу, ох как не сразу я узнал в этой девушке ту самую заразу Любку из землянки. А влюбился просто мгновенно. Как только во втором танце наши взгляды встретились случайно, а, может, вовсе нет. А дальше – радость встреч, досада расставаний и трепетность признаний. Какие там мысли, какие рассуждения и осторожность? Уже и марш Мендельсона угас вдали, и детки к школе готовятся, а мы вновь и вновь пылаем как впервой. Как будто знали, как будто предчувствовали, что всего лишь через восемь лет последняя будет у Любы весна и ветка сирени на свежий её бугорок.

   Теперь один. Ушли в вечность и друзья детства. Как я оказался последним в этом житейском строю – лишь ведомо судьбе. У Владимира я так и не удосужился спросить, за что же он влюбился в ту самую взбалмошную рыжеватую Любку и его ли эта прощальная ветка цветущей сирени.

  Были со мной и другие, но недолго. Уходя, как, сговорившись, упрекали: «Дурень ты дурень». Наверное, оно так и есть. Теперь я знаю, любовь, одну на двоих, Всевышний дарит только раз. Остальное – подделка, дубликат, фальшивка. Теперь один, наедине со мной лишь этот тихий тихий пруд, сирени бешеная цветь да боль воспоминаний.

Геннадий ТЁПЛЫЙ. г. Аксай



подпишитесь на нас в Дзен